|
Введение
Человек должен владеть знаниями!
«Метафизика» Аристотеля начинается словами: «Все люди от природы стремятся к знанию». И до, и после Аристотеля подобное утверждение считается общепризнанным.
Вопросы – почему он должен знать? зачем? что и как он должен знать? – считаются наивными и риторическими. Риторизм и наивность основаны на почти априорном убеждении, что сущность человека – в его познавательных способностях. Цели познания могут быть разными: от самой мелочной и утилитарной – блеснуть в обществе, до самой возвышенной – достичь совершенного знания в выбранной отрасли. Однако более аргументированное осмысление ответов на эти вопросы помогло бы многое прояснить в целях и желаниях человечества. Познание, как образ мысли и жизни, призвано дать мудрость, успокоение душе человека, помочь ему обрести абсолютное знание, вечное блаженство и ощущение единосущности с Богом, что является высшей целью познания. Определяя таким образом познание, мы сможем выделить вопросы первостепенной важности, связанные с освоением той реальности, которая не дана человеку в непосредственном созерцании и, тем не менее, является самой естественной. Сложившаяся традиция придавать большее значение непосредственно видимым вещам, предполагающим возможность очевидного физического доказательства их бытия, прочно отодвинула ощущаемые, но не доказуемые и часто не верифицируемые предметы на периферию познания.
Человек познаёт только при помощи слов, понятий, категорий. Вещь, явление, предмет не познаваемы, если не имеют имён и названий. Явление, которое не имеет наименования, человек не замечает. Как только обнаруживается новый предмет или явление, и даже смутное ощущение их наличия, они сразу маркируются словами, именами, символами. В дальнейшем сознание легко работает совокупностью имён, представленных в виде словарного запаса, категориального аппарата.
Но мышление человека намного богаче, чем его сознательная часть, которая работает с категориями и понятиями. В нём оседает и то, что выходит за пределы и сознания, и непосредственного восприятия, что не имеет словесного кода. Это переживания, предчувствия, смутные ощущения, состояния души и многое другое, что, пользуясь фразеологией И. Канта, обладает объективной реальностью как предмет чистого разума. Все виды понятий, именуемые трансценденталиями, обладают именно такой реальностью.
Самое поверхностное прикосновение к проблеме трансценденталии рождает множество вопросов, которые в их сущностном выражении выглядят как преграды на пути освоения и без того запутанной информации. Забегая вперёд, можно сказать, что почти ни на один из этих вопросов невозможно в научной литературе отыскать серьёзно проработанный ответ.
Прежде всего, это вопрос о естественной связи проблемы трансценденталий с проблемой универсалий и фактического их отождествления, что размывает границу между ними и элиминирует специфику каждого из них. Это, в свою очередь, закрывает доступ к выяснению и освоению их собственных характеристик. Отсюда огромное значение приобретает определение взаимосвязей данных проблем и установление их естественных сущностей, которым автор посвятит не одну станицу.
Проблемы универсалий и трансценденталий, поставленные и разработанные в рамках средневековой философии, со временем померкли в бурном круговороте мысли эпохи Возрождения и постепенно потеряли звучание с приходом Нового времени.
Другой вопрос возникает по поводу определённой «заброшенности» данной проблемы. В трансформированном виде, как бы мимоходом, проблема получила минимум освещения почти в каждом направлении философской мысли. Но собственно проблемой универсалий и трансценденталий редко интересовались философы и в отечественной, и в западной философии.
Трансценденталии – понятия, выводящие гений человека не только за пределы его родовой ограниченности, но и позволяющие ему приблизиться к познанию конечных материй, ненаблюдаемых в наличном бытии. Возникнув однажды, трансценденталии позволяют человеку трансцендировать в области, недоступной не только другим живым существам, но и людям, не способным на глубокую рефлексию и саморефлексию. Пытливому же уму не составит особого труда зафиксировать своё внимание на трансценденталиях сферы сознания и бессознательного.
Безусловно, можно сразу отмахнуться от трансценденталий, и особенно от бессознательных. Тогда останется признать, что такие явления, как свобода, благо, откровение, истина, ум, экстаз, медитация, сущее, смерть, Бог, интуиция и т..д., вовсе не существуют «и лишь некоторая трансцендентальная видимость нарисовала им действительность там, где её нет» [1,.458]. И тогда человечество заживёт счастливо или не очень, не раздваиваясь, без мучения, столько, сколько ему отпущено, и выродится, как динозавры, никогда не узнав, что оно не знает, чего не дано ему знать. Но так уж случилось, что любознательному уму всё хочется знать, и даже тогда, когда это знание может дать лишь отрицательные результаты или не дать никаких вовсе.
В предлагаемой монографии автор попытался проанализировать существующие взгляды на проблему трансценденталий, которые считает наиболее значительными и интересными. Предметом особого внимания автора стала проблема трансценденталий бессознательных процессов мышления. Выделение их как отдельного вида в родовом понятии универсалии и обозначение как трансценденталий второго порядка, суть которых заключается в их выходе за пределы не наличного бытия, а наличного знания, автор расценивает как абсолютную новизну предлагаемой работы.
Ещё одна трудность заключается в отсутствии теорий, учений, упорядочивающих способности в обработке совокупной наличной информации человеком. Разные уровни обработки, их специфика и функции, зафиксированные в философии, психологии, лингвистике и т..д., так и не получили должного внимания и применения. Все предлагаемые классические схемы теории познания страдают одним и тем же недостатком: они игнорируют важнейшие категории (универсалии), которые и составляют классификацию упомянутых способностей человеческого мышления. Универсалии – ум, рассудок, разум, – нередко рассматриваемые прежними философскими культурами в их трансцендентальном значении, остаются за пределами серьёзного внимания со стороны гносеологических и эпистемологических учений разного толка и философии в целом. Уточнение их специфики и функциональной определённости прояснит некоторые двусмысленности в познавательном процессе и позволит классифицировать трансценденталии.
Рассудок человека предполагает образование независимых, абстрагированных от непосредственных наблюдений понятий и категорий, представляющих собой высшую творческую способность человека. Сложнейшие вопросы, которые ставят человека перед неразрешимыми дилеммами, касающиеся внешнего мира, человека, личности и т..д., как правило, задаются не непосредственно наличным внешним миром, а осознаются лишь как содержание наших мыслей. И потому причину невозможности отвечать на них однозначно нужно искать в них же, так как, по всей видимости, их появление обусловлено не совсем корректными способами освоения мира, неадекватным отражением роли, цели и смысла разумной формы жизни, ложными акцентами в рассуждениях о назначении человека и т. д.
Цель предлагаемой работы – дать посильные ответы на вышеизложенные вопросы, осветить логику трансценденталий. Её необходимость заключается в выработке методики «доказательств» и получения знания того порядка, которое невозможно получить путём использования техники формальной логики.
Логика универсалий – формальная логика, основанная на родовидовых отношениях. Какой же должна быть логика трансценденталий и чем она будет отличаться от диалектической? Логика трансценденталий представляется как взаимосвязь её категории (трансценденталий) и закономерности правил их сцепления. Предполагается, что данная логика поможет прояснить плохо доступную часть наличного бытия человека (мистическое, иррациональное, бессознательное, религиозное и т. д.).
Есть реальность, для изучения которой нет систематического комплекса категорий, нет понятийной сетки, которая могла бы быть наброшена на указанную часть реальности для её усвоения. Единая реальность без этой части не может выглядеть единой даже для самого агрессивно-рационального мышления. Следовательно, без её освоения наш наличный мир, бытие, наше наличное знание всегда неполны, а мы как разумные существа всегда будем испытывать комплекс неполноценности.
В то же время страх интуитивный, а иногда осознанный, перед событием – заглянуть за пределы… – вызывает судорожное хватание за «гуманизм» и «рационализм», за «просвещение» и «самосознание» в философии образца конца модерна и в результате философского отчаяния – постмодернизма. Однако, убедившись в бесполезности и в отсутствии жизни в них, постмодернизм, набравшись мужества, бурно, эмоционально констатирует не только кончину рациональной парадигмы мышления (это осознали и заявили об этом ещё в начале модерна), но и отсутствие какого-либо выхода из создавшейся ситуации. Постмодернизм безжалостно приступает к активной деконструкции этой парадигмы ею же созданными средствами. Используя превосходно разработанный терминологический аппарат, постмодернизм легко и красиво находит утешение в языковой эквилибристике, создавая из неё радужно переливающееся панно, «кубик-рубик», калейдоскоп разномыслия (и тем самым – безмыслия). Наигравшись за 50 лет вдоволь красивой и сложной «игрушкой языка», философия постмодернизма впадает в полное уныние и разочарование. Он отчаянно бросается назад – не пропустил ли он что-то самое важное, но так и не обнаруживает исток истины. Не смог он родить из старой философской мысли – новую. Перебор старых «кирпичей» в его причудливых сочетаниях так и не помог вымостить столбовую дорогу новой мысли, новому способу философствования. Отказавшись от смыслообразующего субстрата, постмодернизм в чём только не искал центр мироздания: в абсурде, феминистике, психологизме и психоненормальных состояниях… Вершиной этих мысленных потуг становится концепция фалологоцентризма. В любых анормальностях ему мерещится новая спасительная философия. Однако самое большое, на что он может претендовать, это то, что он оказался последним (?!), красивым цветением старого способа философствования.
Цель новой философии автор видит в формировании принципиально новой целостности. Что для этого послужит безусловной основой, трудно сказать однозначно. После постмодернистских изысканий стало ясно только одно, где не следует её искать.
Основной задачей конструктивной философии автор считает, прежде всего, разработку нового категориального аппарата, способного актуализировать универсальные категории. Имеется в виду не столько заполнение их новым содержанием, сколько раскрытие, пересказ их исконного смысла на понятном для современника языке. Новый аппарат не только должен захватить недоступные старому аппарату мысли, но и максимально сохранить словарный запас старой парадигмы. Изначальный смысл всякого акта познания должен найти место в новой категориальной сетке.
Таким образом, в качестве констатации можно постулировать следующее.
1.—Разработка рациональной парадигмы закончена. Её кончина приходит в виде постмодернизма. Отсюда необходимость разработки новой, условно «иррациональной» парадигмы.
2.—Новая философия предположительно может находиться за пределами обычного или обыденного для человека конца XX века космоса, космоса реального и космоса мировоззренческого.
3.—Автор считает, что категориальный аппарат новой философии не находится в зачаточном состоянии, как это может показаться с первого взгляда, скорее он не востребован, отчасти им никто не занимался после средневековой философии, отчасти он не стал общепринятым, особенно те категории, которые возникли в рамках Нового времени и после него.
4.—Возможный трансцензус из «обыденного космоса» необходимо развернуть в двух направлениях: во внешний мир человека (сознательный, осознанный) и во внутренний (бессознательный, неосознанный). Отсюда трансцензус – знаковое слово эпохи. Оно означает выход за пределы: рациональной парадигмы, обычной нам реальности, наличного знания, сознания в бессознательное, господства левого полушария мозга, кабалы рационального языкового аппарата, обычной рациональной логики, но только не выход из логики мышления.
|
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
см. релиз / текст в библиофонде
см. релиз / текст в библиофонде
начало статьи