Наш короткий диалог (почти блиц-интервью) состоялся в самом начале июня, буквально за 20 минут до начала премьерного спектакля МХАТа «Плач в пригоршню» по пьесе Гуркина на сцене Омского академического. Театра, где в конце 70-х - начале 80-х Владимир работал как актёр и уже дебютировал как драматург (и со своей острой и пронзительной «Свечой», и с шумными, добрыми и весёлыми «Голубями»).
— Володя, странная, быть может, просьба: ты не станешь возражать, если в газете будет напечатана фотография 1980 года, где ты – на репетиции твоей первой пьесы, вместе с Татьяной Ожиговой, Колей Чиндяйкиным?
— Как же я могу возражать?! Ты ведь сам понимаешь, что Омск в моей судьбе занимает совершенно особое место. Но это, скорее, не чувство ностальгии. А чувство грусти оттого, что проходит молодость. В этом городе так много молодых лет было!..
— Спектакль «Плач в пригоршню» – это праздник для тебя? Этап? Или некая точка, после которой начинается новый отсчёт?
— Я думаю, что всякое нормально «сделанное дело» – это этап. Ну а поскольку оно сделано, то, как следствие, становится уже и событием. «Плач» – событие не неожиданное, но принесло с собой определённое количество неожиданностей, среди которых – много приятных.
— Что ты испытал в тот период, когда тебя перестали в прессе упоминать в «обойме» молодых драматургов?
— Ничего абсолютно. Меня это вообще не волнует – упоминают меня или не упоминают. Я не кокетничаю, это действительно так. И могу тебе признаться, что я придерживаюсь такой теории: о художественном произведении (каком угодно – рассказ, пьеса, картина и пр., и пр.) хорошо бы, если б вообще не знали, кто его автор. Сам мастер знает (ну, естественно, плюс специализированный узкий круг профессионалов), и этого вполне достаточно.
— Володя, в тебе никогда не «просыпался» некий мазохизм, как в чеховском Тригорине: мол, «я должен писать, должен»? Едва окончил одно – должен писать другое, потом третье…
— Думаю, у Тригорина это был не мазохизм. Литература была его заработком, он этим жил. Другого он ничего делать не умел. И, кстати, ведь сам Антон Павлович говорил о Тригорине, что он – профессионал. То есть человек занимается своей профессией. Другое дело, есть ли в этом и сколько – вдохновения, полёта… Творческого мазохизма по отношению к себе у меня, в принципе, не существует. Но, мало того, я признаюсь, что не работаю в той мере, в какой должен работать литератор-профессионал.
— «В стол» приходится много писать?
— Совсем не приходится. Мало в столе лежит.
— У тебя напечатано всё из написанного?
— Нет, конечно. Не напечатаны «Зажигаю днём свечу…», «Музыканты», «Любовь и голуби», одна сказка…
— Володя, но ты, помнится, несколько лет назад говорил, что в 91-м выйдет сборник пьес.
— Моя книга оказалась «жертвой перестройки»…
— Можешь не продолжать. Кстати, о «Свече». Кто-нибудь, кроме омской драмы в 80-м, поставил эту пьесу?
— Никто. Но я думаю так: если пьеса востребуется временем, обстоятельствами, ситуацией – она сама «выйдет» на свет божий.
— А может, в ней сегодня что-то кажется устаревшим? Нет желания кое-что изменить, переписать?..
— Вообще переписывать – у меня никогда не возникает желания. Я, признаться, и не умею переписывать, и не хочу. Переписывать сделанное раньше – это равносильно тому, что ты сфотографировался в 18 лет, красивый и кудрявый, а потом, в 40 лет, начинаешь «возвращать» себя оттуда, «красивого и кудрявого». А зачем? Ретушировать себя, тогдашнего? Но ведь это – фальшь.
— Когда ты написал «Плач в пригоршню», не было ли у тебя подспудных мыслей о том, что киношники должны обратить внимание на этот материал?
— Нет. Я писал, вообще не думая о том, кто обратит на пьесу внимание. И обратят ли внимание вообще. И знаешь, я всегда полагал и полагаю, что пьеса – это литература, хотя сейчас к этому странно относятся «литературоведы» и иже с ними.
— Ты не предлагал свой «Плач» в когда-то родную для тебя омскую драму?
— Но ведь ты, наверное, уже понял, что я никогда и никому свои произведения не предлагаю.
— Володя, уже второй звонок на спектакль прозвенел. Последний вопрос – о самом главном…
— Самое главное в этой жизни – любить жизнь! Она не может быть только плохой, она не может быть только чёрной, только страшной. Для меня жизнь – понятие космическое. Поэтому самое главное – любить жизнь. И благодарить Бога за то, что она тебе дадена.
«…Смотрю на неё, на мою загаданную, и ощущение иное какое-то, странное… Лет пятнадцать назад я тоже выбрал себе звезду».
Интервью С. П. Денисенко с Владимиром Павловичем Гуркиным «Самое главное в этой жизни – любить жизнь!..» опубликовано в газете «Вечерний Омск» за 15 июня 1994 года под рубрикой «Гостиная “Вечёрки”».
Беседа с Владимиром Гуркиным, включая материалы интервью для газеты «Вечерний Омск», послужила основой публикации «Все тебя ведают, ждут, неспешного, с сердцами светлыми, тобою полными…» (стр. 10-19 – в книге С. П. Денисенко «Не договорили…»).
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
.
см. релиз / текст в библиофонде
начало статьи