21 мая 2010 года в селе Бражниково Колосовского района состоялись очередные Кутиловские чтения. Они, посвящённые омскому поэту Аркадию Кутилову, в последних майских числах проводятся почти ежегодно. Нынешние были самыми многочисленными. Случай особый – юбилей. 30 мая, будь поэт жив, ему бы исполнилось семьдесят.
Со всего Прииртышья съехались почитатели пронзительного кутиловского слова. Думал ли кто при жизни Кутилова, что появятся посвящённые ему музеи и будут проводиться чтения его имени? Вряд ли. Он не вписывался в стандарты людей, о которых должны помнить потомки. Совсем не вписывался. Потомки обычно хорошо помнят тех, кого щедро славили современники. А Адия Павловича Кутилова (Аркадий – творческое имя, взятое позднее поэтом. – Прим. Ред.) из современников мало кто знал, не относился он к светилам отечественной словесности. Между тем сегодня в Омской области существует два музея имени Кутилова и ещё три готовятся к открытию. Музеи небольшие: в школах, клубах. Может, так и лучше. Ближе к людям.
Нет пророка в отечестве своём
Детство и юность поэта прошли в красивом селе Бражниково, расположенном на берегу Оши в Колосовском районе. Но родом он не наш, не омский: родился в деревне Иркутской области с чудным названием Рысья. В Бражниково семья Кутиловых – мать, дед, старший брат и сам Аркадий (Адий Павлович Кутилов. – Прим. Ред.) – перебралась после смерти отца будущего поэта. Колоритной фигурой был дед, получивший на новой родине прозвище Матрос. Любил он, сидя на завалинке, рассказывать байки из своей, наполненной приключениями, морской жизни. Возможно, его бесшабашность и передалась внуку.
Аркадий рос плотным пацаном, умеющим не только постоять за себя, но и первым дать в глаз. Хорошо рисовал. Оформлял плакаты к сельским праздникам. Любил розыгрыши. Например, однажды бражниковские мальчишки выловили в Оше бутылку, запечатанную сургучом. Пробку вынули, а под ней – старинная царская грамота. Лишь спустя какое-то время раскрылось, что Аркадий, ловко состарив бумагу, написал ту грамоту старославянским шрифтом.
Его сообразительностью и талантами сельчане особо не восхищались. Отрицательно сказывался имидж семьи, балующейся спиртным. Хотя, если говорить о морали и родовой памяти, то младший Кутилов оказался самым благодарным из селян по отношению к своим предкам. Единственная и, кстати, очень красиво оформленная, цельная надгробная плита из бетона на бражниковском кладбище сотворена руками Аркадия. Так он почтил память деда.
Но нет пророка в отечестве своём. Даже сейчас, как говорит приятель Аркадия юношеских лет Валерий Потапов, из бражниковских не очень многие считают Кутилова большим поэтом. На Тюменском Севере его ценят больше. Колосовские мужики, работающие вахтовым методом, отправляясь на месячную смену, по просьбе коллег везут с собой книги земляка. Нефтяники, когда выпадет свободное время, переписывают стихи в общие тетради. Самыми горячими из числа поклонников суровой поэзии Кутилова, если судить по тому, у кого больше рукописных сборников, являются женщины.
Уличный бродяга
Стихи Аркадий начал писать, как он сам считал, поздно – лет в семнадцать. Публиковался в районных и областных газетах. Параллельно с ростом поэтического мастерства росла тяга к спиртному. Последние семнадцать из своих сорока пяти лет бродяжничал. А так как при советской власти с бродягами боролись жёстко, то Кутилов и в тюрьму попадал, и в психушку. Летом 1985 года его нашли мёртвым в одном из омских скверов. Похоронен в обезличенной могиле, следов которой сейчас уже не сыскать («Место захоронения поэта долгое время оставалось неизвестным. Найти его удалось только в 2011 году благодаря усилиям Нэлли Арзамасцевой, директора Музея А.Кутилова, расположенного в школе № 95», – говорится в статье из «Википедии», посвященной омичу. – Прим. автора, сентябрь 2013 г.).
Потом, как и ведётся на Руси, начались поиски злодеев, обижавших великого поэта. А стоит ли искать? Рискну высказать мнение: не стоит. Аркадий Павлович Кутилов жил обычной жизнью гения – жизнью изгоя. И жизнью заслуженной. Не он один обрёк себя на тяжкую судьбу ради творчества. Пушкин, Лермонтов, Галилей, Миклухо Маклай, Джордано Бруно, Есенин, Высоцкий. Ряд несчастных знаменитых одиночек можно продолжать чуть ли не бесконечно – хоть вглубь, хоть ввысь, хоть вширь. Я твёрдо убеждён, что каждый из них и сам был не рад выпавшему року, и не раз, не два пытался встроиться в шеренги тех, кого принято называть приличными людьми. Кто-то не сумел, кто-то, попробовав на вкус спокойного пресного бытия, не захотел. Правда, Кутилов даже из этого ряда, ряда «своих», выделялся крайней степенью бытовой необустроенности и трагичности: уличный бродяга, беззащитный перед всеми.
В истории науки и литературы гонителям светлых умов, когда эти умы, истерзанные ядом желчи и плетьми насмешек, оставят наш бренный мир, посвящены тысячи томов обличения и брани. Злой и незаслуженной хулы. Потому что гонители в большинстве своём, по меркам собственной эпохи, были людьми очень даже положительными. Хорошими супругами, любящими родителями, дисциплинированными офицерами или чиновниками. Да и все их гонения обычно характеризуются словами «не помог», «не понял», «не посочувствовал».
И почему, скажите на милость, человек, добывающий хлеб насущный ежедневным нелёгким трудом, должен холить и лелеять тех, кто порхает по жизни без всяких забот, словно бабочка, и при этом, как слон, ломает чужие судьбы. Если в историю литературы и науки вглядеться беспристрастным взглядом, то за каждым великим произведением, за каждым великим открытием обязательно будет заметна жертва, чьей убитой душой оплачен высокий полёт творца. Душой человека совершенно безвинного, того, кто, по случаю или по любви, шёл рядом с гением. И гению тоже аукается болью. Болью нестерпимой, корёжащей, сжигающей и одновременно, такой вот парадокс, открывающей неведомые для других каналы, пути общения с чем-то небесным, высшим, как будто эта боль прожигает стенку между сознанием человека и абсолютным откровением.
Одни открывшийся талант прозрения считают подарком от Бога, другие – связью с Разумным Космосом, а третьи называют его вдохновением. Суть же одна – человек в состоянии высшего откровения может говорить только искренне – без грамма, без молекулы, без атома лжи. Такая чистота душевного выплеска и делает творения гениальными, а самого художника и того, кто рядом с ним, – несчастными. Потому что энергии не остаётся не только для счастливого, а даже для сносного обыденного существования.
Жизнь на выдохе
На мой взгляд, Кутилов по способности говорить искренне стоял выше любого известного поэта. Но и заплатил за свою способность дорого: пятью отравившимися, как он считал, и, может быть, вполне оправданно считал, по его вине армейскими друзьями, с которыми вместе пил где-то раздобытый антифриз. От вины перед ушедшими в мир иной друзьями он страдал страшно. А ещё он своё вдохновение оплачивал разбитыми мечтами жены, а также холодом и грязью подвалов, по которым скитался, синяками от милиционеров и коллег по цеху бродяг.
И это не всё. Он за способность к откровению отдал самую высокую для художника цену – совершенство творений. Он выпускал стихи в жизнь без особых правок, без последнего предпечатного наведения лоска. Нужны особые условия (покой, сытый желудок, опрятная комната, письменный стол, мягкий стул или диван), чтоб вести шлифовку рифм, наводить словесный глянец на выдохнутый стих. А какие условия у бродяги? Что выдохнул, то и осталось.
«Поэзия – не поза и не роль,
Коль жизнь под солнцем –
вечное сраженье.
Стихи – моя реакция на боль,
Моя самозащита
и отмщенье!»
Два, три подобных по экспрессии стиха найдётся у любого поэта. А вот чтоб целые книги – такого ещё никто не сделал. И всё же далеко не все из его стихов удаётся прочитать до конца на одном дыхании: то тональность внезапно меняется, то ритм. Чуть-чуть пройтись бы по строчкам редакторским рубаночком – и само совершенство. Однако прошлого не воротишь. Да и надо ли? Вот пакостливость трусливой натуры: ведь уворачиваюсь от правды, боясь злых окриков, мол, на святое, коновал, руку поднял. Безусловно, редакторскую правку многим стихам Адия Павловича, как произведениям любого писателя, надо бы. Надо бы! Но её уже не будет. К сожалению.
Стихи Кутилова, пусть не все, однако дошли до читателей, прочно заняли своё место в сердце тех, кто его полюбил. Земляки хранят о нём память. В Бражникове на том месте, где когда-то стояла изба Кутиловых, заложен небольшой сквер, к древнему мосточку через местную речушку Яченку само собой прилепилось название «Кутиловский», открыт музей, проводятся именные семинары и чтения.
И главное – люди из разных концов России, чтоб взглянуть на малую родину поэта, часть отпуска и отпускных жертвуют на то, чтоб съездить во внешне ничем непримечательное сибирское село, лежащее в стороне от главных областных магистралей. Их, не омских, пока (хочется надеяться, что пока), не очень много, однако они есть. А такая поездка для современного, привыкшего к комфорту, человека, считай, подвиг. Но она же и высшая степень почтения к художнику.
Виктор Гоношилов
«Омская правда - Намедни», 2 июня 2010 г.
Фото автора, 2009 г.
(Авторская правка материала:
10.09.2013 г.)
Материал для публикации в проекте КУТИЛОВ-А-МАГНИТ предоставил
Виктор Васильевич Гоношилов, автор статьи.
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи
начало статьи