Часть 1.
Погоня за «счастьем»
Автобус уже отъезжал от остановки. Водитель в зеркало увидел добежавшего, открыл двери. Повезло! Кондуктор перебирала поданную мелочь.
— 16 надо…
Пока пассажирка искала недостающие рубли, кондуктор оторвала мне билет. Посмотрел – счастливый! 184463; 13 на 13!.. Вот так. С Новым годом, с новым счастьем! От каких мелочей порой… секунд, мгновений… Отвернулся, помедлил – проехали. И не дано предугадать… А ведь предыдущий – последний в прошлом был 12 на 12. Да, да – «бывают странные сближения».
Каждому своё
Книжка Веллера «Любовь и смысл жизни». Много интересных наблюдений, выводов. И всё, казалось бы, понятно, но каждый должен сам дойти – додуматься, на своей шкуре испытать. Читаю… Да, это проходил. Да, и это знакомо. Хороший подарок. Со смыслом.
Кафку перечитываю… Дневники, письма. Всегда в нём что-то…
Веллер на кухонном столе, Кафка на прикроватной тумбочке. Вроде бы какая разница? А если наоборот? Нет, почему-то не получается. Кафку нельзя вприкуску, между тарелок и ложек. А Веллера вполне. И смысл не страдает. Веллер – «вообще» и «всем». А Кафка только о себе и только для себя, а значит про тебя – тебе самому. Степень интимности несопоставимая.
* * *
В оттаявшем углублении над подземной теплотрассой небольшая лужица, в которой топчется голубь. Видно, что ему нравится эта водная процедура посреди снежного пейзажа. Досрочная весна как будто.
Культурный маршрут
Водитель маршрутки № 417: «Пожалуйста… будьте добры… конечно-конечно остановимся…», – сама любезность и предупредительность. Просто невероятная обходительность для человека такого рода профессии. Не всякий преподаватель ВУЗа имеет такие манеры. У него и вид… очки с тонкой золотистой оправой, аккуратная стрижка, тонкие черты лица. Ему и впрямь бы на институтской кафедре профессором. Но вот почему-то стал водителем. И когда какой-нибудь… типичный наш пассажир в обычной манере:
— Эй, шеф, тормознёшь возле…
— Да-да, конечно!
«Шеф» не меняет приветливого тона. Все пассажиры одинаковы для профессионала. Всего лишь две отрывочные фразы, но какой разительный контраст уровней общения!
В Париже времён первой волны русской эмиграции были такие «культурные» таксисты – из дворян, из господ офицеров.
* * *
«Мне ужасно многого не хватает – врождённого дара, во-первых, а затем – упорства в труде» (Флобер).
* * *
Ровное тихое падение снега. И вдруг рваный ветер, вьюжная круговерть, белая метельная муть. И затем совсем неожиданно яркое солнце заливает светом дома, деревья – весь неприглядный пейзаж городской окраины. Внезапно что-то радостное, светлое в душе, как после майской грозы. Живу… Просто жить, дышать… от этого хорошо.
Первый шмель
Басовитое гудение… Нет, не муха – слишком низкий регистр. Точно – шмель. Через открытое окно лоджии влетел. Теперь недовольно гудит, тупо тараня стеклянную преграду. Минут двадцать прошло – так и не нашёл выход, который в нескольких сантиметрах. Пришлось насильно выпустить на свободу, ухватив полотенцем возмущённого пленника. Лети! От невидимого воздуха оттолкнулся, как от упругого батута…
Всегда удивление: такой плюшевый увалень и летит! И ещё – откуда? Откуда в городской железобетонной помойке этот великолепный летающий зверь? Где его логово?
Два типа
Писатель – айсберг (по Хэму). Писатель – воздушный шар. У первого большая часть – подводная, скрытая. Для того, чтобы узнать, надо совершить погружение. Второй весь на виду – яркий, раскрашенный, надутый. Хорошо, если воздухом. А чаще инертный безжизненный газ внутри. Для поддержания формы шар постоянно должен быть раздутым, а иначе – одна сморщенная оболочка. Вот и раздуваются, надувают друг друга… Вся эта окололитературная тусовка – сплошное надувание полых оболочек, создание дутых величин.
«Паровозик»
В супермаркете паренёк-рабочий в фирменной робе, упираясь, толкает вереницу корзин на колёсах. Характерное металлическое дребезжание. Как эта должность у них называется? Толкатель корзин? Собиратель тележек?
— О, паровозик! – весёлый возглас мимо идущего.
— Не паровозик, а телеги!
Сурово поправил весельчака толкающий. Но почему?! Откуда такое недовольство? Вполне доброжелательная шутка, казалось бы. Ан, нет – тут за профессию обида. Мол, не в игрушки… не в паровозики играем, а работаем мы здесь – пыхтим, телеги толкаем. Будьте добры иметь уважение. Водитель телег! – это звучит… А всё же «паровозик» лучше.
Живые ископаемые
Вызвали на заседание жюри областной молодёжной литературной премии имени Достоевского. Кое-как нашёл. В здании бывшего общевойскового училища. Дверь закрыта. Под звонком табличка с надписью: «Историко-археологический отдел». Оказалось, что нам сюда и надо…
Около двух часов «жюрили». Основное время забрал профессор-филолог, подробно разбирая материалы каждого номинанта. Главную премию по прозе решили не присуждать по причине низкого качества представленных текстов. А может и зря. Такое разнообразие жанров! – рассказ, сказка, эссе, духовный детектив, обыденная фантастика и пр. К примеру, в конкурсной статье «Жизнь как искусство» молодая журналистка и прозаик передаёт прямую речь героя: «Рукодельничать я начал в детстве. Можно сказать, как в анекдоте, было тяжёлое детство. Мы имели только деревянные игрушки, привинченные к полу». И далее, завершая материал, пишет: «Уже два года фотограф сотрудничает с девушкой Соней. Последний рекорд их фотосессии 8 часов. Как видите, наше омское искусство не стоит на месте…».
Что ж трудно не заметить. Молодёжь, будущее… Но как тут не вспомнить недавнего юбиляра: «Уважаемые товарищи потомки! // Роясь в сегодняшнем окаменевшем…». И эта надпись под звонком, недвусмысленно указывающая на ископаемые пласты. И председатель жюри – доктор исторических наук. Ему, как специалисту, поручили возглавить.
В «Ашане»
Взгляд младенца сквозь решётку… Его потусторонняя пристальность напомнила кошачьи глаза. Немая глубина. Что в ней? О чём сейчас думает этот двухгодовалый человеческий детёныш, с такой сосредоточенностью глядя в мои глаза? Что видит? Сидит в магазинной тележке среди продуктов – какие-то бутылки, баночки, пакеты. Едет. Смотрит через металлические прутья, по мере движения медленно поворачивая голову. Ещё несколько секунд не отпускаем друг друга. Невидимая нить нас связывает. Чувствую – он много мог бы мне поведать, умей я понимать, умей читать невысказанные мысли. Он что-то такое знает этот маленький будда – какую-то тайну, которая его отцу, толкающему коляску, его матери, озабоченной выбором еды и всем большим двуногим существам, снующим вокруг, уже давным-давно недоступна. Мне тоже. Лишь на мгновение… лишь едва коснулся… но жуткий холодок… и нить обрывается – корзина на колёсах плавно уплывает за угол прилавка.
У окна
Две подружки лет по четырнадцать, не торопясь, проходят под окнами. Есть ещё что-то нескладное, подростковое в движениях, в походке, но уже девушки (!). Стройная женственность, распущенные русые волосы ниже плеч. Одна из них – моё продолжение. Моя дочь. Так странно. Идут, разговаривают (О чём?) – гуляют. Иная жизнь – непонятная. Ей до меня никакого дела. Но я каким-то чудесным образом – невидимо, незримо – иду вместе с ней, сам не зная куда. Я в ней – продолжаюсь. И только ради этого всё – и смысл, и цель… А иначе и незачем…
Придумаем что-нибудь…
Два стишка моих к Дню Защитника Отечества по местному радио прочитали. Диктор поставленным голосом с выражением, с проникновенной интонацией… Но как же всё не то! Всё равно, что сесть за рояль, не зная нот, извлекать беспорядочные звуки, но при этом энергично топать пальцами по клавишам и вдохновенно трясти головой в подражание настоящим виртуозам. В результате – «сумбур вместо музыки». И ведь что удивительно: люди, чья профессия – «голос», абсолютно глухи к поэтическому слову. Впрочем, чему удивляться? Просто нет такой функции в дикторских опциях. Ну, а на нет и суда нет. В общем, ожидаемо всё. В который раз убедился в правоте Мандельштама насчёт «свиного рыла декламации». И ещё понял, что хуже актёрского может быть только дикторское чтение стихов.
Приятно, что редактор не «побоялась» выпустить в эфир стихотворение, посвящённое сыну, в котором её смутила только последняя строка, точнее – одно слово в ней.
Над головою нимб небесного берета
пускай хранит тебя от тех, кто белены
объевшись, втихаря сдал по цене цветмета
всё ещё гордый герб исчезнувшей страны.
— Всё отлично, всё в тему… вот только… «исчезнувшей»… Так нас в коммунисты запишут. А что если просто – «своей»… «своей страны»?
— ?? А-а-а… тут же размер… ритм?!
— Ладно-ладно, придумаем что-нибудь.
Тревожно как-то стало после этого обещания, поэтому сказал, что сам придумаю. Перезвонил, продиктовал. Но всё равно в итоге прозвучало в усечённом виде – без трёх последних строк (!). Вроде как собаке… нет, не хвост, а голову отрубили, поскольку в стихотворении концовка едва ли не самая значимая часть. Правда, надо сказать, что «собаке» к тому моменту уже не было больно. «Собака» с первых же звуков дикторской декламации стала трупом, поэтому не столь важно, что потом… Хозяину, конечно, неприятно. Но кого винить? Сам отдал попользоваться.
* * *
«Пусть я издохну, как собака, чем потороплю хоть на секунду ещё не созревшую фразу» (Флобер).
Неузнанные
Даже имя её вспомнил. Кажется, с вечернего она перевелась в нашу группу на втором курсе института. Узнал, несмотря на то, что больше тридцати лет уже… Узнать узнал, но признаться! Нет, НЕВОЗМОЖНО. Непринуждённо-бодренькое – «Привет, привет! Как дела?». Какие дела? Всё на лице и так… Как будто живой призрак Дориана, но только в женском варианте. Видно, что жизнь не баловала. И сейчас эта кондукторская сумка… Красноватые руки с высохшими узловатыми пальцами, давно утратившими женственное изящество, мягкость. Взяла мелочь, оторвала билет. Тоже – «не узнала». И не надо. И хорошо. Лучше так – неузнанными остаться.
* * *
Погода – дрянь. Холод. Пасмурно. Май никакой в этом году. «Как повяжешь галстук, береги его. Он ведь с красным знаменем цвета одного». День пионерии. Помню «гладкое» ощущение этой материи…
Диагноз
Didaktikos – поучение. Латынь обнаруживает скрытую болезнь – желание поучать. Звучит, как диагноз. Что-то вроде отравления самомнением. Только в отличие от токсикоза, «дидактикоз» причиняет больше неприятностей не носителю, а окружающим.
* * *
Яблони цветут, одуванчики… белые лепестки, белёсый пух… Мимолётность особенная в эти дни. Всё мгновенно, всё пройдёт…
Вырождение
— Вы посмотрите, как прекрасно выродился ген!
Восклицает вдова поэта-песенника, глядя на двухлетнюю дочку юбиляра (того перекосило от этого слова). И ведь она считает себя экспертом в песнях, текстах, в музыке. После смерти мужа особенно часто мелькает на экране. Продолжает дело…
* * *
«Дыр-бул-щыл» в литературе совершенный аналог «Чёрного квадрата» в живописи. И появились почти одновременно: 1913, 1915 – соответственно. Здесь искусство схлопнулось, как пространство в чёрной дыре – дыр-бул… буль…
* * *
«Этот фильм родился из флэш-бэка и бэк-граунда». А по-русски никак? Мать вашу!..
Вышивание по глади
Такое чувство: старательная ученица-отличница пишет изложение, выполняя задание учителя. Ежедневно фиксирует, как прошёл день: где были, что делали, с кем встречались. И непременные наблюдения за природой-погодой. Желательно в красках, с деталями и образами.
«Над смутно белевшим треугольником какого-то одинокого дома, казавшегося хатой, низко висел жёлтый ломоть месяца, похожий на ломоть переспелой дыни».
Сравнить дом с хатой и ломоть и с ломтем… Богатое надо иметь воображение. Но были, были проблески. Например, «кладбище с его дыбом вставшим мрамором». Но не о том…
«Грасский дневник», безусловно, – самое ценное из того, что написала ученица. Но, увы, на бумаге побоялась выйти из роли и… любовница стыдливо промолчала. А какая могла быть книга! Если бы всё честно, без утайки. Нет, не надо никаких физиологических подробностей, но запечатлеть движения души… Вот тогда! Тогда бы вместо созерцательной акварельной лирики получилась настоящая шекспировская драма, где страсть, ревность, любовь и приступы отчаяния от невозможности распутать этот туго сплетённый узел из человеческих судеб.
Остаётся только гадать: как же это они там – втроём, вчетвером? Сколько мучений, обид, ссор, примирений, вспышек гнева и самоотверженного прощения во имя любви. Ничего этого и в помине нет на страницах дневника. А, может быть, ничего такого и не было? Было просто вынужденное совместное проживание. Один так хотел, остальные терпели. Жена – потому что по-настоящему любила. Ученица… Той было – «так удобно». Даже выгодно: полный пансион плюс уроки мэтра.
Что касается оплаты… Для небрезгливой барышни было не слишком обременительно молодым телом поддержать поздний пыл стареющего мужчины, пусть и не разделяя… Зато тем самым (вполне возможно) творческий запал знаменитому писателю продлить. А что? Даже благородно. А всего делов-то – ну вытерпеть очередной приступ прихоти-похоти пожилого человека. И не противного, в общем-то. Да и много ли тому надо? И вовсе не так уж часто…
Потому и не было НИЧЕГО в дневнике. Потому что как про такое? Или: что про пустоту писать? И уроки мастера не помогут. Вот и получилось выполнение домашнего задания прилежной ученицей – описание встреч, прогулок с добросовестными зарисовками окружающего пейзажа, в которых, нет-нет, да и блеснут сравнения и образы типа – дома с хатой и ломтя с ломтём.
А если по-другому всё? То как? Как там дальше с подругой Магдой? Тоже платонические прогулки под платанами и закаты над хатами? «С Галей у неё повышенная дружба (курсив мой – О. К.)», – простодушно отмечает Вера Николаевна в своём дневнике.
Из самой расписной, расшитой великолепными узорами ширмы никогда не получится настоящей литературы. Похоже, что ученица так и осталась на уровне вышивальщицы по глади, которая так и не осмелилась коснуться основной темы – той непростой правды человеческих отношений, которая так и осталась за ширмой с нарисованными кипарисами и розоватыми облаками над вечерним морем.
Думается, что Набоков, написавший довольно рискованную с точки зрения моральной нормы «Лолиту», в жизни никогда не допустил бы таких двусмысленных и нечистоплотных связей. И уж наверняка не поставил бы в такое унизительное положение любимую Веру, как это сделал Бунин по отношению к своей. По сути – предал. Даже самый великий талант не может служить оправданием подлого поступка. Что-то я… слишком уж возвышенно и назидательно. Но, по сути – верно. Можно снизить пафос: из-за молодой упругой плоти до такой степени потерять голову, что наплевать на самого близкого, любящего и бескорыстно преданного человека. В общем, седина в бороду…
Но за всё в этой жизни надо держать ответ, за всё платить. Не потому ли такой гротесковый финал у этой некрасивой истории? Бумеранг вернулся. Нобелевский лауреат, мировая знаменитость сам оказался в невероятно глупом, карикатурном виде. Унижен. Да ещё как: любовница предпочла бабу! «И старческой любви позорней…», – вспоминал ли эти строки своего старшего коллеги – настоящего гроссмейстера по части построения любовных треугольников? Но у Тютчева всё по-другому…
* * *
«Я становлюсь очень старым, всякая тряска мне неприятна, не хочется уже ни чувствовать, ни действовать», – пишет тридцатилетний Флобер.
Превращение
Подольше бы светились одуванчики… не превращались в невесомый пух.
И как всё это происходит? Увидев ярко-жёлтые капли среди зелёной молодой травы, всякий раз задаёшься этим вопросом. Так мгновенно и неуловимо… Только вчера весёлый солнечный цветок и вот уже белёсый шарик, который от малейшего дуновения разлетается. Лишь голый пупырышек (неприятно-неопрятное словечко) остаётся на тонком стебле, безнадёжно сливаясь с зеленью газона.
Как же всё?.. И вдруг понимаешь – не хочется вникать. И не надо. Все эти ботанические подробности ни к чему. Не объяснят, а только разрушат. Пусть останется тайной это чудесное превращение, неуловимый переход. И пусть летят пушинки, исчезая, подхваченные лёгким ветерком…
* * *
В 66 лет умирала от рака груди. Соседки зашли навестить больную.
— Поправишься ещё, Людочка. Скоро дача… рассаду пора готовить. Давай выздоравливай и на велосипед… Ты у нас сильная.
Соседки ушли. Для умирающей эти слова, этот лживый, бодренький тон… Один только вид этих женщин…
— Стоят тут… здоровые… в платьях красивых… И врут… Всё врут! Ненавижу!
Понимала, что никакой дачи уже не будет. И вообще, уже не будет ничего. Только несколько дней мучений. И всё.
Держу перо
Поэта-огородника утром встретил. В автобус он влез с двумя корзинами рассады. Кисти рук напоминают выкопанные корневища, которые, ударив о сапог, едва отряхнули от земли. Заскорузлые, плохо гнущиеся пальцы с каменной твёрдости желтоватыми ногтями, под которыми чернота…
— Никто и не подумает, что этими руками держу перо.
Неужели увидел мой взгляд? Так и сказал: перо! Фет тоже любил землю. Но невозможно представить, чтобы такими руками поэт (!)… с такими криво загнутыми ногтями он за перо… И потом – «шёпот, робкое дыханье…», – нет, невозможно.
«Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Сегодня, кстати, пушкинский День. Всё больше яблоневых лепестков под ногами. Сирень цветёт.
Цветочный путь
Одуванчик сорвал мимоходом. Едва уловимый аромат от махровой ярко-жёлтой «корзинки». Пока нёс, полый стебель, пережатый пальцами, потерял упругость, обмяк. Но сам цветок как будто бы не знает, что сорван, что он уже умирает. И дома на подоконнике в банке с водой, когда солнце зашло, он послушно закрылся. Уснул. Проснётся ли утром?
Удивительна в растениях эта инерция жизни. Цветы – заложники этого качества. По сути, праздничное настроение они создают нам, находясь в медленной агонии. Мы любуемся умирающими цветами и получаем удовольствие от вида красивой смерти.
Говорим: он подарил живые цветы. Хотя правильней было бы – умирающие.
Взгляд сфинкса
Беготня весь день, разговоры, суета… И вдруг, – дома вечером взгляд на кошку, сидящую у открытого окна. Смотрит куда-то, к чему-то прислушивается. Неожиданно вспоминаю, что совсем рядом совершенно другой мир – незнакомый, странный, загадочный. Возникает уверенность, что молчание этого мира, его неподвижность неизмеримо важней и мудрее нашей шумной разноголосицы, ежедневной спешки, всех наших насущных забот. Понимаю, что в безмозглых глазах нашего серого сфинкса такая глубина… В неё весь наш изощрённый человеческий разум проваливается, как в бездну.
Под чужим ярлыком
«Поэт в России больше, чем поэт»! Благотворительный концерт памяти поэта анонсировать строчкой другого, тем более такой затасканной… Есть в этом что-то захолустно-провинциальное в самом худшем смысле – когда захудалый дух и лень души в одном флаконе. Когда берётся то, что на слуху, на поверхности, то есть самое ширпотребное, а значит, низкопробное (уже ставшее таковым), и приспосабливается под сиюминутные «благие» цели. И невдомёк горе-организаторам, что тем самым они проявляют неуважение и даже унижают того, о чьей памяти так ревностно пекутся. Поэт – прежде всего личность, индивидуальность, а вы к нему чужой ярлык… Неужели у ярчайшего Кутилова не нашлось достойной строчки для «визитки»?! И это – «больше, чем…», – звучит едва ли не издёвкой, если знать биографию, образ жизни, трагический уход. Больше, чем бомж – тогда уж.
Выбор живота
«Ибо женщины всеми силами должны добиваться носить живот» (Розанов).
В знакомых семьях взрослые дочери: одной уже (!) 28, другой пока 24. Но обеим не везёт с женихами. «Хорошие девки», а перспектив замужества – никаких. И не так уж редко сейчас такое. Не выходить же за кого попало! Те и другие родители давно согласны: пусть дочь рожает без мужа – «для себя». Пока в силах, поможем – все вместе вырастим ребёнка. И никого не смущает, что вот так – от дяди постороннего, от первого встречного, по сути. И ПРАВИЛЬНО! Женское счастье – как повезёт, а материнство – закон! Муж… его отсутствие – не велика жертва… Пусть самец сделает своё животное дело – оставит в животе жизнь и отваливает. Потому что Семья решила: быть животу! Потому что род должен иметь продолжение. А иначе, зачем всё?
В «пляжном эфире»
«Она мне по телефону:
— Я к тебе приеду, если нюхнуть чего-нибудь будет.
Ладно, приезжай. Пару таблеток анальгина растолок, две «дороги» ей насыпал. Она втянула – хорошо! Потом:
— Не «вставляет» что-то… Но у меня так бывает – организм такой.
Ну и ладно, думаю, здоровей баба будет – профилактика от головы».
С юмором молодой человек. Да, нехорошо подслушивать. А куда денешься? Лежим рядом, загораем. Не затыкать же уши. Вот и ловишь поневоле всякое… А что? Иногда даже интересно. Сегодня на тему «Чем живёшь, молодёжь?» – познавательная информация. Рассказчику лет 18. Друг такого возраста и две подружки – слушатели. На вид студенты-первокурсники. Не какая-нибудь шантрапа трудновоспитуемая.
И вот этот монолог в «пляжном эфире», если представить… вроде прямая трансляции из будущего. Ведь они и есть наше… судя по возрасту. Нас уже как бы не существует. Так, тела какие-то неподвижные, «утомлённые солнцем». Пока ещё здесь на поверхности горячего песка…
Нет, всё-таки чувствовалось, что остроумный юноша учитывал дополнительную аудиторию. Есть определённые симптомы вербального эксгибиционизма. Голос хоть чуть-чуть, но сильней, чем необходимо для общения с непосредственным собеседником, чтобы и те, что вокруг были в курсе – слышали, видели каков он! А тут ещё присутствие юных особ противоположного пола – мощнейший катализатор павлиньего красноречия.
Но было и другое… Было заметно, что одной из подружек не то, чтобы стыдно, но явно неудобно за своего знакомого. Остановить? Не поймёт. И не только он – окружение! Те, с кем выпало быть ровесниками. Поэтому лишь принуждённая полуулыбка, взгляд в сторону, поворот головы, движение плечами, как жесты отстранения от этого пубертатного лепета. И этого достаточно! Достаточно, чтобы возникло ощущение, что она помнит иные времена – «взгляды так нежно, так робко ловимые… тихого голоса звуки…». И пускай «это мне только чудится»…
* * *
Ветрено на пляже. Синий тонкий мотылёк беспорядочными зигзагами пытается продвигаться против ветра, то припадая к песку, цепляясь за камни, то пускаясь в рискованный полёт. Ведь запросто можно сломать эти хрупкие крылья… чуть сильней порыв…
* * *
В Интернете сообщение о смерти человека сочувствующие отмечают «лайками» – жмут «нравится». Что-то абсурдное. Вроде последних аплодисментов почившему артисту.
* * *
Гроза, ливень во второй половине дня. Я на велосипеде по лужам. Когда уже не страшно. Одежда – штаны, футболка – мокрые насквозь. Брызги веером из-под колеса. Мгновения из детства…
* * *
«Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался в дверь и плакал» (Л. Брик по воспоминаниям Вознесенского). Ну, что ещё сказать про этого «горлана»! А Лиля – молодец. Для своей пользы сумела из поэта создать удивительный гибрид – плаксивого щенка с дойной коровой.
Воздушный бой
Над головой громкое сорочье стрекотанье. Так и есть – сорока и чайка чего-то там не поделили. Длиннохвостой сплетнице досталось по полной. Несмотря на то, что чайка была раза в полтора меньше, по аэродинамическим качествам её превосходство было подавляющим. Стремительно налетала сверху и долбила свою неприятельницу, что называется, и в хвост, и в гриву. Бедная сорока, подняв панический шум, пыталась увернуться от этих молниеносных атак. Но бесполезно. Спаслась только бегством – спикировала под защиту ближайшего куста.
По привычке
На проспекте Мира в одном из домов когда-то был общественный туалет – единственный в городке Нефтяников. Бесплатный! Потом его закрыли. К чему эта роскошь, когда можно запросто в любом дворе, подъезде? А если за гаражами, то и «по большому» вполне. И тоже – задаром. И администрации района не надо думать о затратах на это нужное заведение. Можно ведь совсем наоборот – можно брать арендную плату за квадратные метры. Рынок учит! Хотя, ещё 160 лет назад писатель, живший в одном из первых буржуазных обществ, и хорошо знавший его внутреннее устройство, не гнушался использовать любые источники для своего творческого метода.
«Но, в конце концов, разве не надо знать все закоулки социального сердца и тела, от подвала до чердака, и даже не забывать о нужниках – главное, не забывать о нужниках! Там происходят волшебные химические процессы, совершается плодотворное разложение», – писал Флобер, очевидно признавая необходимость общественных уборных – «сортиров», если вспомнить синоним французского происхождения.
Говорят, по состоянию этих самых общественных заведений можно судить об уровне культуры в обществе. А если они полностью отсутствуют? Да, появились платные био-кабины, в которых… Опустим подробности. Но эти мобильные нужники выставляют, как правило, во время проведения массовых мероприятий. К примеру, в День города, когда при большом скоплении людей возникает крайняя нужда… Как-никак – серьёзное культурное событие. Но суть даже не в этом. Через сколько-то лет после упразднения туалета в этом доме появился магазин – «Продукты»! Да, прямо в тех же помещениях – в торце здания на цокольном этаже (деньги не пахнут – девиз капитализма в действии), так же осталось два противоположных входа – те же две лестницы, ведущие вниз. И вот что интересно… Никто, конечно, не проводил подобный мониторинг. Но друг однажды поделился наблюдением:
— Я всегда в этот магазин по «мужской» лестнице спускался. И, в основном, все мужики… Бабы, ясно – по другой. По привычке.
По запаху
«Я полюбил произведения, от которых пахнет потом» (Флобер).
«Я люблю, если тянет навозом // Крепко пахнущий лошади пот…» (Н. Оцуп).
«Река, цветы и запах скотский…» (Н. Рубцов).
Настоящие писатели, поэты узнают друг друга по запаху. Вдохновение… вдох – в первую очередь, подключает обоняние. А кто не знает, с какой силой это чувство способно запускать механизм памяти! Казалось бы давно забытый запах… Кроме того: «Когда чистосердечно и терпеливо следуешь призванию, оно становится почти физическим отправлением, образом жизни, охватывающим человека целиком» (Флобер). Да-да, и нечего брезгливо морщить нос.
Вышла замуж
Ирина Т. заходила. Пожаловалась на культурных деятелей, которые отказывают в помещении, чтобы сделать небольшую выставку её фотографий. Действительно, обидно. Бескорыстный, безотказный человек. Подвижница – если вспомнить это устаревшее слово. Лет тридцать она возле писателей. Сколько через её объектив прошло! А эти… через губу с ней. А ведь ей 60 лет в этом году.
И говорит, говорит, говорит… Особенность такая. Бывает – от скромности, от неуверенности, чтобы оправдать своё присутствие, которым якобы отвлекает человека занятого.
— У меня же дела… дача у племянников... Ягоды нужно собирать… жалко, если пропадут... Рамочки тоже сама купила для фотографий. Думала, что они… нет, у них свои планы. Сами же мои фотографии в свои альбомы… я видела. А я бы сама всё сделала – развесила. А тут ещё замуж вышла… Теперь человек больной на мне… то в больницу, то в аптеку – везде надо…
Жест понимания
У переходной «зебры» соскакиваю с велосипеда. Слева приближается КамАЗ с прицепом. Водитель уже готовится тормозить, чтобы пропустить пешехода. Успеваю махнуть – мол, проезжай – понимая, что для того, чтобы остановиться многотонной машине, а потом вновь набрать скорость… Благодарный кивок водителя в ответ. Мгновенно, не сказав ни слова, друг друга поняли. А сколько слов понадобилось, чтобы записать этот двухсекундный эпизод! Простой жест вежливости, но отчего-то чувство радости… Жму педали – лечу, как на крыльях.
* * *
«В литературе считается только то, что ты написал. Всё остальное – суета, речи, заседания, борьба за должности, – в счёт не идёт» (Игорь Дедков).
Человек с «рыжьём»
Значит, правильно! Значит, есть какое-то природное чутьё. Зря любимая обижалась, что не ношу обручального кольца. Теперь убедилась, что вовсе не из желания «закосить» под холостяка, а для того, чтобы не выглядеть пошло. Всегда чувствовал: эти жёлтые кольца, печатки на мужских пальцах, цепи, кресты – на шее – очевидное проявление дурного вкуса. Братки, цыгане… их эстетика. Вплоть до золотого оскала.
Известный стилист, историк моды подтвердил: золото на мужчинах смотрится вульгарно. Предпочтительнее серебро. Не зря мама работала в художественном салоне. Серебряное кольцо на выпускной – её подарок. Правда, я и с ним не часто…
Вспомнил пожилого интеллигентного на вид коллегу с внушительным жёлтым «болтом», болтающемся на худом безымянном левой… То и дело машинальным жестом он его поправляет. Как-то нелепо… В натуре, весь из себя вор в законе – из бывших авторитетов. Но ведь не разубедишь человека. Он-то как раз считает, что это «рыжьё» с кружевными вензелями ему солидности придаёт.
Яйцевидность
«Я скатаю родину в яйцо…» (Ю. Кузнецов).
«Я родину в яйцо скатала, // Яйцо засунула в карман. <…> Яйцо достала – стало грустно: // Оно со смятой скорлупой!» (С. Супрунова).
Пародия? Нет, всё всерьёз. С эпиграфом стихотворение – из разряда, так называемых патриотических. Такой вот патриотизм – яйцевидный. Действительно – грустно. И ещё… От кумира хоть шерсти клок, хоть яйцо… лишь бы приобщиться, совершить ритуальное поклонение идолу.
Ловушка для Штирлица
40 лет сериалу «Семнадцать мгновений весны». Безусловно, отечественный телевизионный шедевр. Неподражаемый Вячеслав Тихонов в роли Штирлица. Никто не умеет так молчать в кадре. Нет, не просто молчать – думать. Это природное. В этом смысле Тихонов здесь «сыграл» самого себя – человека сдержанного, самоуглублённого, для которого молчание – естественное состояние. Идеальный выбор режиссёра Татьяны Лиозновой. «Улицы пустели, когда начинался показ». Всё так, никто не спорит – фильм стал народным.
И всё-таки изначально было что-то такое в этой картине, что буквально через несколько лет после выхода превратило её в самопародию. Да, это сугубая серьёзность всех персонажей, эта многозначительность голоса за кадром (бархатный баритон Копеляна), читающего «нордические» характеристики высших офицеров рейха. Все актёры играют блестяще, но в фильме практически нет юмора. Если не считать в некоторых эпизодах театрально-зловещей иронии Мюллера-Броневого и легкомысленных ухмылочек Шелленберга-Табакова. Юмор – кислород. Без него при самой великолепной актёрской игре действующие лица превращаются в ходячие манекены, которые выполняют функции, определённые сценарием.
Народ сразу почувствовал недостаток этой живительной субстанции в любимом фильме. И тут же запустился таинственный механизм восполнения. Отсюда – анекдоты, по числу которых с кинематографическим Штирлицем может соперничать только киношный Чапаев. «Штирлиц подумал. Ему понравилось – и он решил подумать ещё раз».
Может, это такая бессознательная месть за то первое безоглядное обожание, когда «предмет» ещё казался идеальным? Или, наоборот, – продолжение всенародной любви? Предпочтём вторую версию. Народ не хочет расставаться с любимым героем и даёт ему новую жизнь – более весёлую и беззаботную, не грозящую смертельным провалом. Правда, уже за кадром.
История с «раскраской» – переводом в цветной формат – добавила «жизни» и красок неувядающему киношедевру. «Никогда ещё Штирлиц не видел в подвалах гестапо столько цветных».
Вот только насколько эти «жизненные краски» соотносятся с замыслом режиссёра? Впрочем, это далеко не первый случай, когда вымышленные персонажи выходят из-под власти создателя. Так же, как выросшие дети, чей образ жизни не всегда одобряется родителями. Но изменить-то уже ничего нельзя.
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи