|
Давно замечено, что во времена бурных общественных cобытий человек стремится к уединению. Он ищет укромный уголок, потому что размер его человеческой души сомасштабен этому маленькому пространству. Человек ищет уединения ради сбережения своей индивидуальной жизни.
Этим уединением может быть маленький старинный город с кривыми улицами и покосившимися от древности домами, родная с детства улица или двор в большом городе, наконец, своё жилище как предельная точка повседневного человеческого существования. Современные поколения пережили всё: и индустриализацию, и коллективизацию, с чувством глубочайшего «удовлетворения» испытывают на себе нынешнюю капитализацию и глобализацию – но в них неизбывно живёт архаическая потребность в свободную минуту выскочить из этого «всеобщего счастья» и… оказаться на берегу реки с удочкой, в зимнем лесу развести костерок, порыться в земельке на даче или отмотать на современном авто километров двести и оказаться в деревне, где можно испить холодного, а если удастся, парного молока вприкуску с настоящим хлебом, лучше ржаным.
Там, в этих отдалённых местах земли, сохранилось то, что, кажется, утрачено безвозвратно в большом городе. Сохранилась (ещё сохранилась!) естественность бытия в самом высоком и подлинном смысле этого слова.
Урбанизация ещё не пересекла границу неразрешимого противоречия с природой, палисад около дома является естественным продолжением луга с растущим на нём разнотравьем, а люди знаются друг с другом и здороваются на улице при встрече… Все эти идиллические, почти утопические мысли рождаются у меня при виде картин художника Николая Дмитриевича Кальницкого из исторического сибирского города Тара. Оговорюсь, мне доводилось не раз бывать в этом маленьком городе и испытывать все те чувства, о которых я ностальгически распространяюсь.
Сегодня искусство Николая Кальницкого – состоявшийся художественный факт: его картины ждут на областных выставках, их интересно профессионально и приятно по-человечески рассматривать, с ними общаешься. А это очень о многом говорит и заставляет хотя бы обозначить или, в крайнем случае, предположить истоки его творчества.
Родом Николай из села – из Черлака. Учился на художника в Омске, на знаменитом худграфе, профессиональная школа которого предполагает в основе этюд с натуры, то есть связь с природой, естественной средой. Николай Кальницкий живёт и работает в Таре уже многие годы – в живописнейших местах севера Омской области, которые просятся на полотно художника. Об этом говорит история омского искусства. Ныне многие известные живописцы и графики не просто написали десятки картин в Таре, Муровцево, Тевризе, Большеречье, Усть-Ишиме, но имели или имеют там свои дома, куда с весны до осени уезжают жить и творить, например, в Екатериновке, в Надежденке. В Тарском районе приглядел себе место худграф – в Атаке находится творческая дача, где в летнюю пору художники и студенты пишут этюды, собирают натурный материал для будущих картин. Как видно, фактор природы, фактор богатой истории (особенно в Таре), человеческого общения повлияли на то, что именно в северном поясе Омской области образовалось значительное количество самодеятельных и профессиональных художников, что позволило им объединиться и проводить выставки под общим названием «Северная палитра». Наличие художественного музея и великолепной многопрофильной библиотеки, отделения искусств в Тарском филиале Омского госпедуниверситета, где преподает Николай Дмитриевич Кальницкий, Северного драматического театра имени М..А..Ульянова создало ту необходимую творческую среду, в которой искусство художника становится потребностью. Наконец (а, может быть, прежде всего), ещё один важнейший фактор. В Таре сохранился храм – Спасская церковь – подлинный образец архитектуры позднего сибирского барокко, величественные, устремлённые ввысь пропорции которого воспринимаются олицетворением духовности того пространства, в котором человек – местный житель – живёт ежедневно, ежечасно. Это та малая, но подлинная родина, которая подвигает на творчество местных художников, поэтов, фотографов.
Творчество Николая Кальницкого несложно разделить по жанрам: пейзаж природный (он господствует); мотивы провинциального города (немыслимы вне природной составляющей); мотивы церковной архитектуры (опять же через природную среду); редко встречающиеся натюрморты и интерьеры (с включённой или незримо присутствующей природой). Как видим, чтобы ни писал Николай, он не мыслит себя вне природы, вне натуры. Художник живёт в природной среде, которая стала составляющей его творческой жизни. И знает он эту природу, кажется, исчерпывающе.
Натурный ландшафт, цвет предметов, природных и рукотворных, освещение, своеобразие окружающей атмосферы и плотность воздуха – всё это является предметом человеческих и профессинальных интересов художника, делает его искусство узнаваемым, отличительным от картин других авторов.
Скажем, он постоянно пишет мотивы местных небольших рек – Аркарки, Атачки, Оши и других. Естественный холмистый ландшафт, расположенные на нём деревья, кустарники, сельские строения задают сложное композиционное и пластическое решение картин. Сопоставление отдельных природных объёмов, обыгрывание их цветом, взятым то обобщенно, плоскостно, то дифференцированно, отдельным мазком, передаёт то живое человеческое чувство, которое переживает художник в данный момент («Атак», «Аркарка», 2008.г.). Особенно художник даёт волю себе, когда пишет камерные, с закрытым пространством пейзажи. Интенсивная зелёная в изумрудной тональности, голубая с бирюзовым ощущением краски превращают изображение в красивое цветовое пространство картин, сохраняющее живое чувство автора, возникшее от общения с природой («На Аркарке», 2008 г.).
Николай Кальницкий очень хорошо знает город Тару и его окрестности. Кажется, он исходил эти места вдоль и поперёк и ему ведомы все их подробности. Но будет большой ошибкой назвать его художником этнографического, натуралистического уровня. Достоинство Николая Кальницкого в том, что он создаёт художественный, глубоко эмоциональный образ окружающего мира. Этюды, карандашные наброски, завершённые работы говорят о человеке, сделавшем выбор, который, наверное, можно очень коротко сформулировать так: художник пишет только то, что очень хорошо знает, и только тогда, когда к этому есть его внутреннее, художническое и человеческое расположение. Кстати, в этом своём качестве Николай продолжает очень хорошую традицию русских художников вообще, сибирских – тюменских и омских – в частности. Писание того, что рядом, что всегда перед глазами, становится естественной потребностью. Происходит «срастание» окружающего пространства во всей его красоте и душевного состояния художника. Органическое существование в природной среде и в пространстве картины присуще Николаю Кальницкому. Он написал немало холстов с улицами Тары – 2-я Северная, Александровская, Нерпинская – с так естественно стоящими, далёкими от стройности, вдоль их деревянными домами, покосившимися заборами, мостками через речушки. Предметом изображения становятся патриархальные мотивы, исполненные поэзии – поэзии повседневной жизни провинциального города. При этом художник далёк от мысли и чувства всё это идеализировать и, тем более, романтизировать.
Искусство Николая Кальницкого глубоко реалистично, если под реализмом понимать правду чувства, нашедшего образно-пластическое решение, а не натуралистическое списывание видов. Сказанные слова об образно-пластических решениях в картинах тарского живописца имеют под собою серьёзные основания. Художник претерпел значительную эволюцию в манере письма: от условной, декоративно-плоскостной композиции «Тобольские впечатления» (1994.г.) и романтизированного полотна «Вечер для двоих» (1996.г.) до работ последнего времени, особенно «Осенняя песня» (2003.г.), «Зима. Мартюши» (2008.г.), прослеживается дистанция значительного размера. Небольшой холст «Осенняя песня», как и более крупный «Зима. Мартюши», выдаёт руку мастера, смело и уверенно распоряжающегося и композиционным, и колористическим строем картин. В осеннем холсте автор резко приближает композицию к переднему краю. Многослойное, пастозное письмо крупными, очень энергичными, эмоциональными мазками жёлтого, багрового, охристого цветов моделирует «стенку» леса. Создаётся желанный образ осени – чистая, возвышенная природа и внутреннее ликование художника, то ли от созерцания видимого, то ли от собственного удовольствия, что картина «получилась». Зимний пейзаж, написанный в деревне Мартюши (рядом с Тарой), иной по настроению – оно лирическое; иной по манере письма – импрессионистическая окрашенность студёного воздуха сочетается с раздельным мазком в передаче заиндевевших деревьев; иной по колориту – господство голубого с выбеленностями, стирающего контуры домов, поленниц дров, возницы на санях.
Трудно представить русского художника, не путешествующим по миру с этюдником. Николай Кальницкий в 2005 году побывал в Суздале и привёз оттуда большой этюдный материал, часть которого отразилась в ряде хорошо написанных картин: «Кремль», «На Каменке» (2005.г.), «Из прошлого» (2008.г.) и другие. Суздальские картины Николая интересны тем, что они показывают его как сложившегося художника, способного не только подмечать характерную деталь (в природном колорите, ландшафте, особенностях древнерусской архитектуры), но умеющего обобщать, создавать эмоционально насыщенный цельный образ, находить ему пластическое решение. Особенно сильное впечатление производит небольшого размера работа «Монастырь». Более обыденный мотив с двумя, скорее стаффажными, женскими фигурками и «утлыми» деревцами на фоне храма придумать трудно. В холсте господствует храм – он смысловая и пластическая доминанта. Белый храм, по форме, по пластике напоминающий раскрывшиеся друзы, вобрал в себя оттенки голубого, лилового, изумрудного, пронзителен в своей поэтике, правдивости и заставляет признать Николая Кальницкого как сложившегося художника, обретшего не только свою творческую манеру, но и магистральную тему – тему духовности, решаемую через образы природы, образы архитектуры, образы той повседневной жизни, в которой сам художник – активный участник и творец.
|
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи