Искусство.
Искусство. Журнал искусств, литературы и техники. Временник Гублитосекции и Сибирского художественно-промышленного института.
Странное и неопределённое впечатление производят два №№ журнала „Искусство“, первый номер которого вышел в 1921 году и второй в 1922 году в г. Омске.
Журнал искусств (?), литературы и техники.
Уже обложка производит двойственное впечатление: в ней, наряду с чётким, графически прекрасно выполненным рисунком, дан общий тон и на нём „цветочки“ с обёртки брокаровского мыла.
Такое же двойственное впечатление производит и его содержание, с одной стороны, в статье от редакции заигрывание с „пролетариатом и трудовым крестьянством“, а с другой – в обоих номерах стремление дать самые сложные интеллигентские „изыски“…
И сама программа журнала – искусство, литература и техника – не сливается в органически единый план, – порой кажется, что пробегаешь листки совершенно разных сборников: получается „дистанция огромного размера“ между провинциально-закулисными очерками об омских театрах дяди Вани и перепечатанными (без указания источников) статьями А..Бенуа и Блока, и др. авторов.
B отделе литературы в обоих номерах нет вещей не только выдающихся, но и просто здоровых и ясных. Если недурны „Самокладки киргизские“ Всев. Иванова, и рассказ Кондр. Урманова „Жень-шень“, то совершенно непонятно, комy нужен паточный, с претензией на старорусскую узорность рассказ К..Соколова „Манька Гулящая“ или целый ряд стихов Орлова, Мартынова, Калмыкова, Cемёновa и особенно тромбонные стихи Рябова-Бельского.
Лучше, конечно, стихи Г..Вяткина, А..Оленич-Гнененко, но и среди них нет таких, которые бы ранили читателя незабываемыми впечатлениями.
Чеканны, красивы стихи П..Драверта, но слишком они специфичны, и, в конце концов, минералогия заглушает ту лирическую стихию, которая порой в них проглядывает ярко и определённо. Поэма Г..Вяткина „Франциск Ассизский“ написана милыми, гладкими стихами четырёхстопного хорея и в ней такое же милое гладкое содержание, но ни форма, ни данная упрощённая философия, которую поэт приписывает Франциску, не оставляют удовлетворения. Философия славословия милых поселян, цветочков и деточек больше гармонировала бы с гётевской Маргаритой – рядовой обывательницей-мещанкой – нежели с глубоким, в конечном счёте всё же мистическим, мироощущением Франциска. Поэмы не получилось, получились лишь грамотные и довольно длинные стихи.
Что касается критического отдела журнала, то здесь обращают на себя внимание статьи проф. (?) Круссера об Уолте Уйтмене и Достоевском. Мы ставим вопрос удивления к слову „профессор“, потому что привыкли из уст профессоров слышать, во всяком случае, более серьёзные мнения.
Статья об Уйтмене, правда, ничего собой нового не несёт, так как является самоуверенным переложением мнения о нём К..Чуковского, но вот статья о Достоевском крайне любопытна по легкомыслию и той же самоуверенности в своих далеко не бесспорных утверждениях.
Проф. Круссер говорит, что Достоевский – это реакционный хлам, подлежащий сдаче в архив, ибо ничего, кроме идеологии самодержавия и церковности, он не даёт нам. Такое мнение почтенный профессор преподносит публике, стараясь обосновать его с марксистской точки зрения. Правда, Достоевский слишком сложный писатель и о нём более чем, о ком бы то ни было, позволительно говорить, благоглупости, но так легкомысленно и пустозвонно это делать, как делает Круссер, дано, пожалуй, ему одному.
Пора понять и это разъяснено, кажется, достаточно (см. в жур. „Печать и Революция“ № 2 блестящую, поистине, марксистскую статью Переверзева), что Достоевский, как художник, всколыхнул и показал нам самое существенное в русском революционере, раздираемом внутренними противоречиями, возникающими из нашей же противоречивой экономики. И показательство этого, гениальное и исключительное, есть огромная социальная заслуга писателя, дающая нам опыт и практику в изучении стихии нашей революции. За Достоевским остаётся звание пророка русской революции, и мальчишеские выходки Круссера этого звания от него не отнимут. Статьи Вяткина в области критики (Блок, Достоевский, Некрасов) более „благонадёжны“ и не идут в своих главных утверждениях дальше общепризнанного и уже сказанного об этих писателях.
He будем говорить o статьях А..Бенуа, Н..Бартрама о детских игрушках; это, конечно, статьи интересные, хорошие, но почему и как они попали в „Искусство“ – это загадка и нет никаких оснований останавливаться на них именно здесь.
Остаётся отметить большое мастерство, порой талантливые замыслы и блестящее графическое выполнение в рисунках художника Эттеля, и странно мелкую по содержанию газетную хронику о различных областях искусства в журнале и на этом покончить разбор двух номеров временника „Искусство“, тем более, что он, кажется, прекратил свою недолгую и странную жизнь. Говорим странную, потому что создаётся впечатление, что он издавался узким кружком, с одной стороны, литераторов – поэтов, писателей и критиков, не сумевших нащупать какого-либо широкого круга читателей, a с другой стороны – техников искусства, ведущих обучение в худож.-промышленном институте, – отсюда двухстороннее сужение содержания, страдающего эклектичностью и искусственностью (опыты?) как в разработке, так и в самом выборе тем и для рисунков, и для писаний.
Рецензия Валериана Правдухина (под псевдонимом В. Шанявец) на два, вышедших в свет, номера временника «Искусство. Журнал искусств, литературы и техники» (Омск, 1921-1922) опубликована в журнале «Сибирские Огни» № 2 на 1922 год*.
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи