У читателя этой книжки с первых строк возникнет множество вопросов к автору и составителям. Ответы на них не найти в один присест. А вопросы без ответов тут же вызовут раздражение и помешают воспринять книгу адекватно её замыслу. Попытаюсь создать некий буфер, амортизирующий болевой синдром от встречи текстов, пришедших из столетнего далека с реалиями второго десятилетия двадцать первого века.
Я бы начал чтение книги не с сочинений самого Антона Сорокина, а со статей о нём Леонида Мартынова и Всеволода Иванова. Их ценность в том, что они написаны крупными русскими писателями двадцатого века, лично знавшими Антона Семёновича. Оба судьбой связаны с Омском: Леонид Мартынов родился в нашем городе и прожил в нём более сорока лет, а Всеволод Иванов начинал здесь свою литературную работу. Например, лично отпечатал в типографии газеты «Вперёд» свою первую книжку «Рогульки». Статьи носят мемуарный характер, хорошо написаны и в полной мере отражают личность авторов.
Так, Леонид Мартынов, при всём уважительном отношении к «писательскому королю» стремится отыскать в памяти такие его черты, которые бы не добавляли красок в лик Сорокина, который с годами становится «всё благостней и иконописней», а, напротив, разрушали бы его паюсность. Биографы А. С. Сорокина, писал Л. Н. Мартынов, «забывают или вовсе даже не ведают, что в беспокойно блуждавшем взоре короля писательского было нечто, если не демоническое, то, во всяком случае, дьявольское, шайтанское или, по меньшей мере, шаманское».
В Омске Антон Сорокин оказался первым крупным саморекламистом. Публика сибирского города привыкла к чинному и благопристойному ходу общественной жизни и явно не была готова к скандальным эскападам. А самопровозглашённый король обрушивал на головы провинциалов всё новые и новые фантазийные акции. То он устраивал заборные выставки, закрепляя свои работы так, что их можно было отодрать только вместе с забором, то литературные вечера, на которых в голодный год раздавал пряники каждому, кто слушал его рассказы, то публиковал некрологи на самого себя, а потом громко их опровергал, издавал собственные деньги – мало не казалось никому. Диапазон отношений к Сорокину был невелик – от любопытства до пренебрежительного кручения пальцем у виска и, если в руках была хоть какая-то власть, стремления сделать так, чтобы ни самого Сорокина, ни его выходок, ни его картин и текстов нигде видно не было.
Правда, Колчак, осознавая деланную столичность тогдашнего Омска, нанёс Сорокину визит, подыгрывая маэстро и провоцируя очередной скандал – ещё бы! сам Верховный правитель (король!) совершил «акт доброй воли»: посетил «короля писателей». Сферы влияния, по воспоминаниям Вс. Иванова, они не делили, но после визита Верховного и по его явному или негласному желанию на Сорокина стали обращать внимания не больше, чем на жужжащую назойливую муху.
Полагаю, что Мартынов отчасти становится на сторону не принявшей Сорокина публики, отказавшись покопаться в остатках многострадального архива писателя. А ведь этот архив то горел, то, даже находясь под опекой государства, был доступен читателям в несистематизированном и даже в неописанном виде. Открываешь толстенную папку – и перед тобой неучтённая гора интереснейших рукописей и рисунков… Мартынов не мог не понимать, что своим отказом соприкоснуться с частью архива Сорокина обрёк предложенные ему рукописи, среди которых были и его собственные автографы, на гибель. В этом поступке, о котором Леонид Николаевич пишет даже с некоторой гордостью, читается и скрытое обозначение Мартыновым собственной роли в литературной жизни Сибири: мол, если Сорокин король, то он, Мартынов – кто? Тем, кто знаком с биографией поэта, слышна некая скрытая обида на обстоятельства, которые заставили его, омича, выпустившего в Омске несколько книг, уехать из родного города и десять лет молчать, не публикуя ни строчки за собственной подписью. Впрочем, отчасти Мартынова можно понять: к началу 1940-х он в Омске был признанным поэтическим мэтром, но, тем не менее, рецензии на книги Леонида Николаевича, опубликованные в годы Великой Отечественной войны в «Омской правде», напоминали по тону, скорее, донос в НКВД, нежели литературный разбор поэтических произведений.
Всеволод Иванов более округл и в своих выводах, и в тональности статьи. Его мемуары очень интеллигентны. В них читается скорее вина и попытка оправдать себя за недостаточное внимание к «королю писателей», чем стремление дезавуировать королевское величие и ниспровергнуть скандальную славу Сорокина до уровня провинциальной межлитераторской склоки. По мнению Всеволода Вячеславовича, Сорокин никогда никого не обманывал. Его «скандалы», самовозвеличение – это всего лишь реклама. Сорокин «не был лгуном, а выдумщиком. И притом выдумщиком для одной, определённой цели. Он считал, что самое главное в мире – реклама, возможность обратить на себя всеобщее внимание. После рекламы, – передавал мнение А. С. Сорокина Вс. В. Иванов, – можно напечатать любые, даже самые плохие произведения, и, ослеплённые рекламой, люди ничего не заметят. Он считал, что рекламой можно вдолбить людям любые нелепости. Реклама много значит и в литературе, но писатели рекламируют себя неумело. Так как он знал жизнь капиталистов, а значит, все способы рекламы, он считал нужным применить эти способы и в том деле, которым стал заниматься».
Статьи Л. Мартынова и Вс. Иванова просто и доступно представляют читателю А. С. Сорокина как яркого, талантливого и единственного в своём роде литератора первых десятилетий двадцатого столетия. После прочтения их мемуаров предлагаемая книга станет много понятнее. Однако я остаюсь в убеждении, что всё ещё рано читать самого Сорокина. Всё ещё следует дать некоторые пояснения.
Ни Мартынов, ни Иванов, не пишут о таких качествах Сорокина, как доверчивость и невероятная жажда справедливости. А ведь именно они не давали Антону Семёновичу покоя, заставляли мучиться болью всех убитых в войнах, всех гонимых и угнетаемых, особенно жителей Степи, в которой он родился и молоком которой был вскормлен. Какая разница – не хотел или не умел Сорокин вникать во все сложности политических и общественных хитросплетений?! Людей убивают, людям плохо, тяжело, горько – значит, следует поднять за них свой голос! Точно также в годы гражданской войны Сорокин вставал на защиту молодых писателей, нуждавшихся, гонимых, непризнанных. Точно также он, не задумываясь, говорил человеку: «Ты гений!», едва прослушав его стихотворение или рассказ. Да ещё и патент, подтверждающий «гениальность» подателя, за собственной королевской подписью, выдавал…
Именно эти природные человеческие свойства побудили Сорокина горячо принять советскую власть со всей страстной, позитивной для всех обездоленных, декларативностью первых её шагов. Поэтому он, свято веря в силу справедливости и в свою правоту, не боясь кровавой контрразведки Верховного и всех иностранных спецслужб, рыскавших по Омску того времени в поисках «большевистской заразы», смел один устраивать Колчаку громкие публичные скандалы. Искренность и детская наивность «короля писателей» тронули по-своему страдавшее за Россию сердце адмирала. Сорокин остался на свободе и смог помочь многим людям, которые находились в розыске по политическим мотивам.
У Сорокина не найти ни описаний природы, ни тонких психологических наблюдений. Его писательский резец часто резок и груб. Он отсекает от глыбы событий эпохи только те куски, которые кажутся важными, составляет их, не особенно заботясь о способах крепления разрозненных частей друг с другом, порой просто громоздя их одну на другую. Однако в итоге Сорокину всё же удаётся создать целое. Оно кричит, ранит острыми углами, порой отталкивает своей нарочитостью и прямолинейностью. Но вдруг в нагромождении фактов читается если не анекдот, если не фарс, то живая человеческая история. И она запоминается больше, чем лозунги, из которых у Сорокина порой скроены целые страницы текста.
Машинисту Туманову белогвардейцы «доверяют» вести состав с золотом («Поезд с золотом»). Однако, чтобы заставить человека хорошо выполнить свою работу, берут в заложники его жену и дочь. Долго сомневается Туманов, советуется с женой, браться ему за эту работу или нет. Машина может сломаться, а риск велик – самым близким будет угрожать смертельная опасность. Наконец, он принимает предложение генерала Сургутанова. По пути, при первой же возможности, присоединяется к красным партизанам. «Как? – воскликнет изумлённый читатель. – А как же его переживания о жене, дочери?» Не спешите, читатель! Всё не так просто. Его жена, которая должна быть вместе с ребёнком расстреляна в связи с изменой мужа, счастливо избегает смерти, потому что в неё… влюбляется белый полковник Стремин. Наобещав ей золотые горы, жизнь за границей, он, как «порядочный человек», женится на вчерашней супруге машиниста и у них даже рождается дочь. Проходит некоторое время, выясняется, что полковнику сбежать не удалось. Он при должности, ходит на службу в гражданской одежде с портфелем в руках. Читателю предстоит решить – кого из двоих мужчин выберет «роковая» женщина. Мелодраматический сюжет для водевиля, да и только. Между прочим, совершенно новый жанр для Сорокина. Жаль, что он не развил это направление в своём творчестве.
В пьесе «Куломзинское восстание» акценты расставлены однозначно, в соответствии с официальной трактовкой, принятой советской властью: адмирал А. В. Колчак «был силой, поддерживаемой иностранцами». Он никто иной как «белобандит, вооружённый сотнями тысяч пулемётов, представлял угрозу советской РСФСР, а Сибири разрушением и неисчислимыми бедствиями». Соответственно, противостоять «сотням тысяч пулемётов» могут только пламенные революционеры, готовые в любую минуту отдать свою жизнь за революцию. Даже поэт Игорь Славнин, выведенный в пьесе без имени и без какой-либо привязки к Омску (хотя он жил в нашем городе с 1908 года, окончил здесь гимназию), по Сорокину, оказывается до мозга костей революционером. «Когда меня убьют, раскроют мою грудь, – говорит он, – то убийцы вместо сердца найдут страницы Ленина и буквы РКП». Пьеса нарочито двуцветна и является, скорее, просоветской агиткой. Как и большинство произведений А. С. Сорокина, её следует рассматривать как явление времени, характеризующее, в большей степени, события тех лет и личность автора, нежели явление литературы.
В других произведениях, включённых в книгу, А. С. Сорокин, как будто напоминая самому себе, что он уже двадцать пять лет занят литературным трудом и, следовательно, обязан писать объективно, пытается добавить в тексты новые краски. Рисуя портрет Колчака, Сорокин отмечает: «адмирал был несчастный человек, жаждущий почести, славы и уважения. Ах, эта слава, мечта о сказках жизни, что расскажут о тебе. Эта мечта приносит слишком много горя человеку и, может быть, эта сила и создаёт войны, революции, изобретения, картины, дома, книги и всю человеческую культуру». Если бы Сорокин сосредоточился на человеческой стороне личности Колчака, все тексты о нём стали бы сильнее на несколько порядков. Но Сорокин поднялся всего лишь до декларативного заявления, совершенно не получившего развития в текстах. Может быть, следовало увидеть в А. В. Колчаке, в первую очередь, героическую личность, взявшую на себя колоссальную ответственность за судьбу России? Адмирал Колчак – трагическая фигура, потому что, взяв в свои руки рычаги управления страной, и не найдя ни сил, ни точки опоры, которая бы позволила ему перевернуть мир, погиб, преданный всеми. Он своей собственной судьбой подтвердил: «Уметь управлять кораблём – не значит уметь управлять Россией!»
Но Сорокин упорствует, сводя все беды страны к вине одного человека: «Годовалое царствование Колчака, поддерживаемое иностранцами, – пишет он, – принесло моей любимой родине – Сибири, так много вреда, что я не могу забыть прошлого. Сжигаемые деревни, вытоптанные посевы, перерезанный тысячами скот, даже породистые овцы-шлёнки, сотни тысяч убитых людей – всё это с болью перенесла моя любимая родина – Сибирь. Не меньшую боль чувствовал и я, кошмарами насилия убито было и моё творчество. И вот теперь, когда моя родина, великая Сибирь, залечила свои раны, я беспристрастно и спокойно хочу взглянуть на прошлое. Сначала я схватывался за каждую вышедшую за границей книгу о времени колчаковского царствования. Авторы и дела их мне были знакомы. И вот, читая их мемуары, я поражался подлости человеческой. Оказывалось, что все эти генералы, журналисты, министры были честными и безукоризненными людьми, а не мерзавцами и негодяями. Многие сменили вехи, и их работа по втиранию очков – работа совершенная. Они хотят обмануть даже историю, пользуясь великим событием – грандиозной русской революцией, подкрепляют свои доводы фактами и документами, но односторонне и фальшиво». («Ресторан “Модерн”».) Нет, объективность никак не даётся «королю писателей». Последовательно, шаг за шагом, Сорокин «разоблачает» Колчака. Все его достоинства и прежние заслуги он лёгким мановением руки уничтожает, превращая плюсы в минусы. «Превосходительство не брезговал и прежде, когда того требовали обстоятельства, прибегать ко лжи, обману и воровству. Первым его делом были поиски погибшего на севере барона Толя. Труп барона Толя был найден, и Колчак присвоил его рукописи, опубликовал и получил за них звание академика». И короноваться-то Верховный хочет в Москве, и памятник себе установить в центре столицы, и деньги собственные выпустить, с «печатью Ивана Калиты, собирателя земли русской». Он всех ненавидит – и окружение своё, и иностранцев, пришедших «на помощь» России, а на самом деле пришедших делить страну, как пирог, и народ. И его все ненавидят. Даже «красивая куколка», женщина, которая всё время находится рядом с адмиралом, его ненавидит, постоянно подначивает его, всё делает назло. Такой ли была по отношению к Колчаку его любовница Анна Тимирёва, мы не знаем, но Сорокин попытался создать и её портрет, придумывая ли, рассказывая ли реальную историю своего общения с близкой к Верховному женщиной. Скорее всего, история этого «интервью» на самом деле вымышлена, потому что нужна Сорокину для достижения двух целей: добавить отрицательных черт к портрету Колчака и дважды прорекламировать себя. Почему дважды? Во-первых, человек, которому согласилась дать интервью сама экс-любовница Верховного правителя, уже заслуживает особого внимания. А во-вторых, Тимирёва рассказывает о книжке, которую адмирал изорвал в клочья и растоптал ногами. Почему? Она ему не понравилась, в ней он был изображён кровавым диктатором. Сорокину важно подчеркнуть, что это его книжка, что напечатана она тиражом 500 экземпляров и называлась «Симфония революции». На самом деле у Антона Сорокина такой книжки нет…
При чтении книги вдруг появляется впечатление, что являешься свидетелем ожесточённой борьбы за власть. Кто прав, кто виноват, кто плохой, кто хороший, на чьей стороне справедливость? Оказывается, на стороне тех, у кого больше веры и в ком больше самоотверженности. И ещё на стороне тех, у кого, кроме жажды справедливости, никаких других целей нет. Их большинство, и они, в конечном итоге, становятся силой, которой манипулируют в своих интересах. А вот и сам диктатор, и интервенты, неизбежно проигрывают, потому что у них, кроме власти, есть ещё и своекорыстные цели: захват золотого запаса России и раздел самой страны. Побеждает ли Сорокин, автор текстов? Нет, и он проигрывает. Почему? Да потому, что за его борьбой с Колчаком и колчаковщиной видна мантия короля писателей. Слишком уж он категоричен, слишком увлекается прямыми оскорблениями и не гнушается в качестве аргументов приводить непроверенные факты…
Практически все произведения, собранные здесь, не закончены. Большинство из них как будто бы являются главами из будущих книг Антона Сорокина. Мы не знаем, как изменился бы окончательный текст при авторской редакторской правке – все произведения обнаружены в архивах и впервые предлагаются вниманию читателей. Одно можно сказать определённо – пьеса, отрывки из романов и повестей А. С. Сорокина о гражданской войне слишком яркие, громко звучащие произведения, чтобы остаться неизвестными широкому кругу читателей. Они точно передают накал страстей, бушевавших в вихрях гражданской войны. В них много невероятных в своей жуткости деталей, мгновенно заставляющих испытать всю гамму чувств, испытанных людьми в то время, когда все сражались со всеми, когда легко и бездумно расправлялись с детьми, женщинами и стариками. Некоторые фразы блистательны с литературной точки зрения и могут стать афоризмами. Я сознательно не привожу их здесь, чтобы не лишать читателя сладкой возможности найти эти золотые крупицы самостоятельно.
Книга, которую вы держите в руках – своего рода литературный памятник. Если бы создавать его в граните, то можно было бы высечь фигуры двух противоборствующих сил, вздыбившихся друг на друга. Непременно на памятнике я бы запечатлел две фигуры – сложную, противоречивую и трагическую фигуру адмирала А. В. Колчака и «короля писателей» А. С. Сорокина. Оба в скульптурной группе памятника, так же, как в книге, борются друг с другом. Сорокин хочет одолеть Верховного, бросая в бой аргументы, которые услужливо вкладывает в его уста время. Но нам, из нашего далека, видно, что адмирал погиб вовсе не от политических обвинений. Часто при чтении хочется резко не согласиться с Сорокиным. Используя аллегорию, скажу, что адмирал хотел сыграть сложную шахматную партию, но сам оказался фигурой, на которую сначала сделали ставку, а потом принесли в жертву. Увы! Антон Семёнович не хотел этого понять, хотя, судя по отдельным строкам его прозы, мог бы подняться до такого понимания.
…Удивительно! Прошло почти 100 лет со времени гражданской войны. А до сих пор нет ясного представления о происходивших тогда событиях. Уверен, что наша книга помогла закрыть ещё один необходимый пазл, отсутствующий на исторической картине минувшего.