Не зря говорят, что вся наша жизнь – движение по кругу; это только кажется, что вперёд и ввысь. Я не могу дать оценку своей жизни: хороша она или не очень. Я слишком подвластна своим настроениям: вчера я думала, что моя жизнь пустая, неинтересная и ленивая, а сегодня у меня ощущение, что моя жизнь полна особого смысла, и этот смысл в том, чтò я пишу и как.
Моя профессия – медицинская сестра. Я неспроста окончила медицинский колледж, всё в моей судьбе подводило к этому, к работе медицинской сестрой. Не выше: не врачом и не врачом администратором. Я уже давно в медицине: и в педиатрии довелось поработать, и в хирургии, и в неврологии, и в кардиологии, больше, конечно, в терапии. Но самая памятная работа в кардиологическом отделении, уж очень там было напряжённо – на всю оставшуюся жизнь воспоминания и опыт.
Самые интересные моменты – это нечаянные разговоры с пациентами, перенёсшими клиническую смерть. Я даже изучала этот вопрос, прочла несколько книг на эту тему. Один из первых исследователей, кто решился изучить околосмертные состояния, был и есть психолог Рэймонд Моуди. Работа «Жизнь после жизни» – это книга, где он приводит опрос 150 пациентов, переживших клиническую смерть, и описывает их видения и переживания. Я потому упоминаю его, что мне самой довелось выслушать несколько подобных историй. И вот что я свела воедино из того, что я прочла у доктора Моуди и услышала от своих пациентов. Большинство из них рассказывало: когда сердце неожиданно останавливалось и их словно бы затягивало в странную воронку – «туннель», им виделась картина из жизни. Кто-то спешил по знакомой с детства улице в школу. Кто-то шёл по любимой тропе в лесу к домику у озера. Мне было понятно одно: перед тем, как вылететь из «туннеля», они как будто бы совершали свой путь по дорожке-улице-тропинке, которую запомнили и любили с самого детства. А завершение этого пути – дом, школа или озеро – исчезало или становилось ослепительным светом, в который люди погружались, а после возвращались обратно в реальный мир, испытав при том ни с чем не сравнимое чувство любви и покоя.
Почему они возвращались? Некоторые сразу говорили, что их вернули незаконченные важные дела; другие рассказывали о том, что не смогли ответить на вопросы, звучавшие там, в «потусторонности»; третьи хотели вернуться сами, но таких было единицы. Я не об этом хочу писать, хотя это тоже важно, особенно тема вопросов.
Я часто думала об этом пути Туда. Помните фильм «Куда приводят мечты»? Момент, когда главный герой бежит по туннелю и наконец то попадает в то место, которое он сам себе при жизни приготовил. Мне хочется верить, что мы сами можем выбрать этот путь в «потусторонность».
Говорят, что о смерти не нужно думать или обращаться к ней, как к некоему образному собеседнику, который может дать ответ на все вопросы. Многие бояться думать о ней. Мне кажется, о жизни думать и решать, направлять её – дело нелёгкое и не всегда приятное. А смерть… что мы вообще знаем о ней? Мы знаем только одно: что физическое испытание смерти бывает пугающим и страшным. Это нас и уводит от этой темы. Страшно знать час смерти, страшно знать, как умрёшь: от травмы ли, от болезни в мучительных болях или внезапно.
А я думаю об этом, может, потому что профессия у меня такая, очень близко я иногда бываю к смерти… Мне уже не нужно верить в то, что там, в «потусторонности», что-то есть: другой мир для наших душ. Или ума, если хотите. Мир, где физической ткани – плоти – нет, но есть всё для мыслей, чувств, образов; есть всё для того, что называется Индивидуальным Сознанием. Я больше не верю – теперь я знаю об этом. Это знание не может быть коллективным ослеплением, эта та самая страничка в книге Судеб, до которой мы добираемся только тогда, когда очень хотим верить, а более – знать.
Так вот, мне кажется, я знаю, какой у меня будет путь Туда.
В детстве я очень часто сбегала из дома погулять по заливным лугам. Наша деревня стоит на высоком берегу, и на несколько километров до реки Иртыш пролегает пойма. Весной река разливается, и если смотреть с берега, то кажется, что это широкое синее озеро. Когда вода сходит, пойма обнажается и порастает высокой травой. Однако, остаются маленькие речушки и протоки, не высыхающие весь год.
Вдоль одной такой протоки я любила гулять. Наша речушка со смешным названием Булдырка, огибая, пробегает через всю пойму, истончается и становится протокой, в неё впадают редкие ручьи, питают её, и она длится до самого Иртыша. Вдоль Булдырки растут ивняки, где-то густо, где-то на просвет. С ивняками соседствует шиповник, боярышник и чёрная черёмуха. В зарослях ивы буйно зеленеет ежевика. Иногда она растёт так плотно и так высоко взбирается по стволам и веткам склонённых ив, соединяя оба берега, что создаются природные дивной красоты арки.
Я помню своё удивительное путешествие по воде маленькой речушки. Мне было всего ничего – пятнадцать-шестнадцать лет, когда я нашла короткое бревно, скатила его в протоку и верхом на нём проплыла в даль поймы, пока позволяла глубина воды. Что это было за сказочное путешествие! Я его потом описала в одной из своих сказок. Я плыла вдоль протоки, удерживая баланс на бревне, и с восторгом смотрела на берега, поросшие мятой и крапивой, на зелёные арки из ежевики и ивовых веток. Гудели жуки и шмели над головой, прыгала в воду пугливая ондатра, а в воде в ноги тыкались мелкие караси и пескарики. И мне не было страшно, наоборот, мне казалось, что вот прямо сейчас я по протоке заплыву в самую настоящую сказку.
Сплавилась по речке я всего один раз, но это меня не смущало, каждый год я ходила пешком вдоль берега Булдырки. Я полюбила эту тропинку так сильно, что иногда мне кажется, что она питает меня своей земной силой. Деревья с кустами, ежевика и трава, из луговой переходящая в степную, – всё это наполняет меня страстным желанием жить. Я ходила по этой тропе и измеряла дальность, и самой дальней точкой этого пути была и есть столетняя черёмуха. До неё по тропе попадаются ивы в два, а то и три обхвата, а черёмуха и того шире. Когда я иду до неё, молюсь: только бы она стояла там, в той дали, высокая, широкая кроной, как последнее прибежище, гостеприимная. И за всю мою жизнь мне довелось увидеть её в цвету только один раз. Больше я не попала на цветение, не получалось, а очень хотела и хочу до сих пор. Когда я увидела её в цвету: белое великолепие и торжество среди зелени и синевы – это был такой мощный «Ах!» в моём сердце. Больше такого и не было никогда.
Вот и хочу я совершить, когда придёт моё время «уходить», свой последний путь по этой тропе, до любимой, цветущей черёмухи, чтобы стала она последним оплотом, ослепительным светом, который примет меня и перенесёт туда, где я сама приготовила бы себе место, наполнив его самыми лучшими образами реального мира.