За последние три десятилетия мир служителей массовой культуры достиг таких масштабов, что можно, пожалуй, говорить о появлении нового общественного класса, класса развлекающего. Массовая культура охватила практически все сферы жизни и оказывает на них настолько сильное влияние, что реальный мир становится словно бы её отблеском. Это сравнение ассоциируется с учением Платона о чувственно постигаемом мире и совершенном мире идей, хотя подобное сопоставление может вызвать протест, поскольку в массовой культуре, мягко говоря, далеко не всё совершенно.
Методы воздействия на сознание человека политической массовой культуры нередко схожи с методами художественной массовой культуры, точнее, – художественной китч-культуры, которой свойственны дерзкая назойливость бездарных претендентов на успех, пошлость и склонность к шумной скороговорке, стремящейся сначала как бы взболтать, а затем подчинить мышление слушателей и зрителей.
Слово «китч» – по одной из версий – появилось в Германии и произошло от немецких глаголов «kitschen» (халтурить, создавать низкопробные произведения, подделывать) и «verkitschen» (дёшево распродавать) и первоначально означало переделку старой мебели, обновление с оттенком обмана, продажу старого как нового. Вторая версия происхождения этого слова – от английского «sketch» (набросок); когда у покупателя не было денег на приобретение дорогой картины, он просил сделать набросок, то есть некое, наспех выполненное подражание оригиналу.
Исходя из отмеченного выше сходства, допустимо говорить о политическом китче, который можно рассматривать как политику, обещающую, среди прочего, осуществить заведомо (для тех, кто обещает) неосуществимое и характеризующуюся отмеченными свойствами.
Но, следует заметить, что наряду с традиционным политическим китчем, есть особая его разновидность, свойственная попыткам претворения в реальность тоталитарными государствами различных “великих идей”, в которые искренне верят вожди масс и некоторое время сами массы, хотя если какая-то страна вдруг начинает воплощать невоплотимую идею, то рано или поздно должна будет потерпеть крах либо эта идея, либо страна.
Но за время осуществления “великой идеи”, пока движение общества в направлении попыток её воплощения длится, а разочарование не привело людей от её обожествления к насмешке над ней, в стране с неизбежностью разрастается бюрократический аппарат, так как:
- во-первых, необходимо контролировать процесс осуществления идеи и управлять им;
- во-вторых, поскольку неосуществимое реализовать, естественно, не удаётся, приходится наращивать усилия, увеличивая количество контролирующих и продвигающих чиновников и канцелярий;
- в-третьих, необходимо внушать населению, что всё идёт хорошо, но мешают враги и объективные причины;
- в-четвёртых, нужен достаточно массивный аппарат для выявления и наказания упомянутых врагов.
Так развивалась ситуация в Советском Союзе и Германии в известные годы. Таким образом, тоталитарные системы порождают мощный бюрократический аппарат, который в свою очередь порождает безудержный, нередко истерический и зловещий, политический китч.
Констатация этих, в общем-то, известных фактов приводит нас к постановке ряда вопросов:
1) если тоталитарные системы значительно усиливают бюрократизацию государства, то не возможен ли обратный процесс, не может ли бюрократизация государства при появлении соответствующих условий привести к восстановлению или тоталитаризма в целом, или существенных его элементов? (Хотя об элементах тоталитаризма можно говорить лишь условно, поскольку он не существует отдельными частями рядом с институтами демократии; тоталитаризм или есть, или его нет);
2) если это возможно, то какую роль в этом процессе способны сыграть художественный и политический китч?
Оговоримся, что термин “бюрократизация” мы будем использовать в негативном смысле, имея в виду разрастание чиновничьих паразитирующих структур, не выполняющих каких-либо полезных функций и оправдывающих своё существование демагогией, искажением фактов (в том числе – исторических) и подавляющих критику в свой адрес любыми способами.
В XXI веке политический китч предстаёт в модных демократических одеждах и, опираясь на него, бюрократизм создаёт, если можно так выразиться, стразовую демократию, которая имеет лишь внешнее сходство с подлинной демократией. При помощи либеральной фразеологии населению навязывается представление о демократии как о какой-то чрезвычайно мягкой системе, в рамках которой преступление, равно любое антиобщественное деяние, почему-то должно наказываться либо символически, либо вообще не наказываться (как это якобы делается “во всех цивилизованных станах”). По этой логике сам факт нарушения моральных и юридических норм должен осуждаться менее строго, чем призыв к наказанию за это нарушение или само наказание. Таким образом, консервируется ситуация, при которой правящий класс привыкает жить, не оглядываясь на закон, а население стремится игнорировать закон, оглядываясь на правящий класс. Неэффективность борьбы с коррупцией и разросшимся с новой силой “телефонным правом” достаточно убедительно, как представляется, подтверждает сказанное.
Бюрократия отличается множеством инстинктов, связанных, прежде всего с самосохранением и удовлетворением элементарных потребностей, которые (инстинкты) определяют её поведение. Расчётливые и бесстрастные как компьютеры, когда дела, касающиеся их личных интересов, идут гладко, бюрократы трагически эмоциональны, когда им приходится терять свои насиженные хлебные места. Но, как правило, теряют их они ненадолго: срабатывает ещё одно свойство бюрократии – она непотопляема, потому что, в конечном итоге, солидарна. В этом она также сходна с развлекающим классом, ряды которого, несмотря на завистливость и амбициозность многих его представителей, всегда тесно сплочены, и эти представители крайне редко подвергают друг друга публичной критике.
Бюрократ, при всей своей бесполезности, обладает властью над людьми. Над ним смеются и его презирают, но ускользнуть от его власти, даже если она не так уж и велика, не может никто. Бюрократы заставляют людей совершать массу бессмысленных действий, что не только убивает немалую часть жизни, но и ущемляет человеческое достоинство. Нормальные люди, труженики, испытывают чувство хронической униженности, понимая незаслуженность получения правящим классом львиной доли национального продукта, когда чиновник, сам не приносящий никакой пользы, извлекает максимальную пользу из своего служебного статуса.
Сила бюрократа в том, что он убеждён, что именно так всё должно и быть. Слабость труженика в том, что он знает, что так быть не должно, но не знает, как это можно изменить и подчиняется обстоятельствам.
В этом подчинении кроется, на наш взгляд, сжатый в пружину потенциал опасности: человек видит и сознаёт то, что его «используют как средство» (Кант), он понимает, что зависит от неоправданной власти бюрократа, но не может перейти к противодействию и привыкает подавлять и оправдывать себя.
Минимально дозированная оппозиционность, присутствующая в средствах массовой информации, играющая роль страз свободы слова, кардинально ничего изменить не может, поскольку к мнению “четвёртой власти” давно никто не прислушивается. Кроме того, бюрократизм не стоит на месте, он экспансивен и постоянно осуществляет эскалацию, поражая всё новые сферы жизни. Бюрократия соединяется с бизнесом, и ещё вопрос, кто в этом соединении главенствует.
В годы застоя в нашей стране не застаивался только процесс бюрократизации, в годы перестройки происходило то же самое, а в конце восьмидесятых – первой половине девяностых годов бюрократия обеспечила себе процветание, вступив в союз с миром криминала.
В конечном итоге, в душе нормального человека созревает готовность приветствовать того, кто пообещает избавить его от состояния униженности.
Такая ситуация способствует возвышению художественной китч-культуры, играющей роль веселящих и бодрящих напитков, которые щедро разливает развлекающий класс с благословения класса правящего. Оба класса живут в специфическом мире, характеризующемся рядом особенностей, о которых мы говорить не будем, отметим только, что значительная часть представителей этих классов настолько оторвалась от “бюджетной” жизни, что утратила чувство реальности. Это, прежде всего, касается правящего класса, который нередко принимает совершенно удивительные управленческие решения.
Возвращаясь к поставленным выше вопросам, мы можем заметить, что одной из целей бюрократии, определяемой её инстинктами, является поддержание политической разобщённости людей. Будучи сама солидарной, бюрократия боится солидарности тружеников; разобщённые люди не способны к сопротивлению, им мешают страх оказаться один на один с системой бюрократической власти и понимание бессмысленности принесения себя в жертву, которая, скорее всего не даст результата и даже не будет замечена.
Х..Арендт считала разобщённость и изолированность людей «предтоталитарным» явлением.
«Человеческая изолированность и бессилие, – писала она, – то есть глубокая неспособность действовать, всегда были характеристиками тираний».
Политической разобщённости может в определённой степени способствовать единение людей в сфере массовой культуры, прежде всего – в сфере китч-культуры, которая, заполняет сознание человека специфической, если можно так выразиться, художественной пустотой, препятствующей процессу мышления. Такое единение словно бы переносит людей в некий весёлый виртуальный мир, который создаёт художественная культура, оставляя их разобщёнными в мире реальном, в котором действует политика.
Что касается политического китча, то он, заимствуя методы художественной китч-культуры, также призван создавать иллюзии, дающие надежды. Но так как надежды эти никогда не сбудутся, политический китч постоянно должен формировать новые и новые иллюзии. Поскольку развлекающий класс наибольшую часть прибыли получает благодаря китч-культуре, он заинтересован в том, чтобы уровень умственного развития масс был не выше уровня этой культуры. Также и представителям политического китча не выгоден умный, способный к размышлению избиратель, им нужен электорат развлекающийся, наслаждающийся хлебом и зрелищами, точнее – в современном варианте – пивом и шоу, и порой кажется, что политика – вовсе не искусство возможного, как утверждал Бисмарк, а искусство заставлять людей верить в невозможное.
Одно из условий формирования тоталитарных систем – наличие массового общества. Это условие присутствует в современном мире, включая, практически, все страны. Второе условие, которое выделяла Х..Арендт и о котором говорилось выше, – разобщённость людей. Это условие, как представляется, также имеет место. Кроме того, значительная часть общества ряда стран (в основном представители старшего поколения, но не только они) готова приветствовать “хозяина, который сможет навести порядок”. К этой готовности следует добавить настойчивое желание значительной части бюрократии стабилизировать своё положение, как можно дольше сохраняя у власти, определённую структуру высшего руководства страны.
Если попытаться выделить главный, стержневой признак тоталитарной системы, то следует, думается, согласиться с мнением Х..Арендт, что таковым является постоянный и всеохватывающий террор*1.[:.С..597-622]. И тогда возникает тяжелейший вопрос: может ли террор развернуться в современном обществе? Пытаясь ответить на него хотя бы частично, заметим, что в мире есть, к сожалению, организованная сила, способная, так сказать, начать – развернуть террор против кого угодно, лишь бы поступила соответствующая команда. Эта сила – бюрократия.
Как показывает печальный опыт нашей страны и Германии, немалая часть чиновничества, чтобы остаться у власти, способна принять участие – прямое или косвенное – в обосновании и раскручивании террористической политики.
И ещё: вспоминаются события не столь далёких лет, когда экономикой правили организованные в бригады рэкетиры, одно за другим совершались заказные убийства, криминалитет оккупировал официальную власть, а искусство демонстрировало всё это на кино- и телеэкранах то ли в качестве объекта для борьбы, то ли в качестве примера для подражания. Основные причины быстроты, с которой всё это созрело и расцвело, заключаются, среди прочего, в беспринципности бюрократической власти, всё той же разобщённости и дезориентированности людей, чьё сознание находилось под контролем политического и художественного китча.
Политический и художественный китч, используемый властвующим и развлекающим классами, способен творить иллюзии, скрывающие продвижение к государственному рулю носителей тоталитарной идеологии, которые, если возьмут этот руль в руки, впоследствии прибегнут к китчу зловещему, основанному на борьбе за осуществление каких-нибудь “великих идей” и, конечно же, борьбе с врагами. Бюрократия же, нагулявшая вес на пастбищах рыночной экономики и овладевшая мастерством политического китча, очередной раз возглавит борьбу с бюрократизмом и этим завоюет симпатии масс.
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи