Институт Благородных Девиц. Именно таким учреждением вспоминается мне сегодня ОГОНБ им..А..С..Пушкина или проще, как для тысяч бывших и нынешних омских студентов – «Пушкинка»…
Та тёплая светлая осень 1979 года для меня, паренька из крохотной слободки речников Затон, что в Черлакском районе, была полна открытий.
Омск, с его историей, музеями, пожарной каланчой и зданием бывшей Городской Думы – Пушкинской библиотекой, казался огромным и полным открытий. Велико ли было это здание? Конечно, нет. Но это сейчас, после посещения Ленинки и Салтыковки. В 1979 году «Пушкинка» величественным зданием знания возвышалась над моей родной, излазанной до последнего уголка и до боли знакомой РЭБ’овской библиотекой, что располагалась в комнате клуба речников, добротного брусового строения. В этой библиотеке тётя Надя Бабенко (завклубом и библиотекарь в одном лице) уже в 14.лет предоставила мне полное право пользоваться местным кладезем мудрости. В «Пушкинке» всё было иначе: читательский билет, пропуск для работы в читальном зале, неизвестные для меня – паренька из слободки – до той поры каталожные ящики и поиск данных на необходимую книгу, бланк для заполнения заявки и долгое ожидание её выполнения. Уже тогда было видно, что библиотечный фонд вырос из своих одёжек, а в здании попросту тесно. Но, как говорится, – «в тесноте, да не в обиде».
Меня, как юношу, тяготеющего к истории, к тому же студента истфака, здание просто очаровало как внешне, так и изнутри. Главная лестница – каслинское литьё, обильный лепной декор, тяжёлые бронзовые люстры и светильники на стенах, огромный портрет А..С..Пушкина и огромное количество книг, журналов, газет. Да, и ещё люди, вернее – их великое множество, в костюмах и галстуках (я привык к кителям, бушлатам и мичманкам), сосредоточенно о чём-то думающих, или тихими голосами о чём-то говорящих, и пишущих, пишущих, пишущих…
Ну а главное – это библиотекари, множество молодых девушек-сверстниц. Естественно, для молодого человека, выросшего в среде речников, девушки эти были созданиями из иного ранее неизвестного мира. Уже не школьницы-одноклассницы, а взрослые работающие люди. Но при этом молоды, приветливы, элегантны, начитаны, к тому же обладающие тактом и умением представить себя. Это не девчонки с соседнего двора, что просто «свои в доску парни»…
В своё время в библиотеку меня привёл студент 4.курса Анатолий Штырбул (ныне доктор исторических наук, профессор, ветеран войны в Афганистане Анатолий Алексеевич Штырбул), его патронаж сделал мой приход в стены «Пушкинки» неформальным. И я оказался, ни больше ни меньше, как в ближнем кругу праздновавших новый 1980 год. Где-то по радио Андрей Макаревич и его легендарная «Машина времени» орали о «новом повороте», который неизвестно, что должен был принести, Владимир Высоцкий размышлял: друг или не друг Сэм Брук, обошедший советского бегуна на круг…
А в стенах библиотеки всё было чинно, благородно… Вечер был костюмированным, а посему девушки явились пред нами, избранными читателями, в самых различных одеяниях. Ирочка Панфилова и Лена Турицына, обряженные в комбинезоны из парчи и атласа, с очками «стрекоза» на молодых взволнованных лицах, были неотразимы. Оказывается, по сюжету, они были инопланетянками. Действительно, прекрасные создания экзомира, а отсутствие присущей всем внеземным красавицам голубизны кожи и антеннок, не только не портило, а делало их чертовски обаятельными. Ну да простит меня Клиффорд Саймак – «почти как люди».
Конец 1970-х – время продуктовых подарков к праздникам. На предприятиях и учреждениях «давали» сервелат, шпроты, зефир в шоколаде, импортные венгерские яблоки. Да мало ли чего. Всё это девчонки выставили на праздничные столы, к тому же – море домашней стряпни. Столы буквально ломились от снеди. И совсем немного спиртного – дефицитного в то время «Советского шампанского» и полусухих игристых вин из Венгрии или Болгарии. Танцы, шарады, первые влюблённости и состоявшиеся серьёзные отношения… Как их забудешь – бесшабашную Леночку Дорофееву, шальную Лизу Кошкарёву, элегантную Елену Турицыну, по-южному божественно красивую Марину Гольберг… Но замечу, всё невинно и в рамках приличия, ибо у наших девушек были «классные» библиотечные мамы – Александра Васильевна Петрусенко и Лидия Александровна Пукшанская (Лисисанна, скороговоркой), Мира Семёновна, фамилию которой я уже, к сожалению, не вспомню. От их добрых и одновременно строгих взоров ничего нельзя было утаить. Ни на рабочем месте, ни во время, как сейчас принято говорить, корпоратива, ни вообще-вообще… Однажды один из допущенных в ближайший круг читателей, не буду называть имя этого теперь известного человека, во время праздника допустил бестактность по отношению к сотруднице, за что получил от Александры Васильевны такую отповедь, что до конца учёбы, а несчастному оставалось более года, вдоль стеночки ходил. Были и другие случаи, когда матери отвергнутых женихов, знавшие о существовании этих небезучастных к судьбе девушек и по-житейски добрых женщин, приходили в библиотеку, что называется, объясниться «тет-а-тет», поведав о сыновних и своих печалях. Говорят, иногда срасталось…
Старое здание Пушкинской библитеки.
1990-е годы.
И всё-таки – о научном составляющем этих стен. Помнится, Анатолий Штырбул, который многому меня научил в библиотеке и архиве, подводил меня к огромному стеклянному окну, что за каталожными ящиками, сбоку от зала технической литературы (ныне на площади зала – кабинеты депутатов Городского Совета). Из окна открывался вид на реку Омь и пространство города со строившимся зданием Торгового центра, трамвайными путями и водонапорной башней, вдали чуть левее – Почтамт и Пожарная каланча, ближе – «Шанинские ряды» с часами, чуть дальше – общество «Знание»… Анатолий почти заговорщически шептал мне: «Серёга, представь себе, по этим улицам в далёком 1917 году ходили Попов и Дербер, бегали разные там присяжные поверенные, учащиеся курсов прапорщиков, рабочие, военнопленные венгры и словаки… И все они были “за” или “против” установившейся в центре страны Советской власти…». И это, несомненно, было интересно, как и интересна была оказавшаяся у Анатолия в руках книга царского полковника А..И..Спиридовича «Партия эсеров и ея предшественники» 1918 года издания. Данные на хранившуюся в фондах библиотеки книгу вручила Анатолию одна из библиотечных поклонниц, почти подсудное дело, между прочим. А далее – всё по накатанной: заявка заполнена и сдана, выполнена… И вот мы читаем раритет, изданный в условиях безбрежной вседозволенности 1918 года.
Хранилище книг Пушкинской библиотеки.
1980 год.
Впрочем, для того времени этот вклад девчонок в науку вряд ли следует относить даже к невинным прегрешениям перед режимом, дошедшим, как говорится, «до ручки» и неспособным вооружить знаниями даже своих сторонников. Я, по крайней мере, отношу себя к таковым. Как мы искали тех других, «не зажравшихся», а реальных революционеров. А посему искали и читали о Фиделе Кастро и Даниэле Ортеге, Морисе Бишопе и Муаммаре Каддафи. И, конечно, эта странная разрядка, чтение журнала «Корея сегодня» рассказывающего о «любимом вожде, центре партии» товарище Ким Ир Сене и реализации идеи Чучхе в отдельно взятой Северной Корее, которой нечеловечески повезло. Даже тогда – смешно и как то не по себе… Но, на представленном счастливчиками из КНДР фоне окружающая политическая действительность, хотя вопрос о существовании в СССР политической жизни остаётся открытым, казалась не самой отвратной.
Я, как говорится, не входил в круг посвящённых. Узнал позже. А между тем, в конце 1970-х - начале 1980-х, за стенами библиотеки, но под влиянием полученных в ней знаний, «творилось страшное». Ребята-историки и девчата-библиотекари создали, в тайне от горячо любимых «мамок и нянек», сообщество… Сообщество это собиралось и… Нет, нет – не читало запрещённых «по-серьёзному» книг, а писало свои… Поговаривали, что был написан роман «Омск.–.год.18», где после краха либеральных кадетских иллюзий и развала фронта, в купе поезда, следующего из Совдепии в демократическую Колчакию (гениальное предугадание открытия закусочной «Демократический Колчак»), шёл спор о будущем. И в споре – между поручиком, «с которого Октябрьская революция сняла офицерские погоны», и либеральным помещиком – авторами романа была рождена бессмертная формула российских реформ: «пороть надо, но пороть надо по-новому».
Мой интерес к общественно-политической истории в те годы реализовывался как бы в двух направлениях – история революционных партий в Омске и эсеров, в частности, и общественно-политическая жизнь зарубежных стран. В рамках первого направления большим специалистом являлся Виктор Иванович Триполитов. Когда-то в Ленинграде он начал исследовать жизнь и творчество Ф..М..Достоевского, но на этом поприще имел неприятие официальной науки и ушёл в библиотекари. Чудаковатый, он знал партийную историю, а вернее литературу и самые неизвестные источники, такие как «Отче наш». К нему можно было обратиться за консультацией. Ну а если – нет, то знатоком фондов слыл студент историко-английского факультета Гена Гурьев. Он даже во время каникул, совпадающих с отпусками библиотекарей, работал в «Пушкинке». Справедливости ради отмечу, что за помощью к нему мне обращаться не приходилось, но книгу и библиотеку он любил самозабвенно. Сегодня, по истечении многих лет, я встречаю Геннадия Ювенальевича в стенах новой «Пушкинки» и с интересом читаю его работы. Изучение общественно-политической жизни зарубежных стран имело один недостаток – на библиотечных полках зачастую находилось недостаточное количество обобщающих работ и я приналёг на периодику, в чём мне помогал уже упомянутый Виктор Иванович и Нина Друзь. Для «новейшей истории» брал журналы «Международная жизнь» и «Новое время», семинары можно было готовить по русскоязычным журналам социалистических стран. На их страницах писали о проблемах, своих и соседских. Несомненный интерес вызвал журнал «Проблемы мира и социализма», и на семинарах я – если не блистал, то соответствовал. К тому же перед глазами был живой опыт международного контакта. Умница и красавица – светло-русая с сероватыми глазами и стройной фигурой Татьяна Шек, не путать с дочерью известного омского филолога Эдмунда Шика, познакомилась со студентом из Югославии, то ли сербом, то ли хорватом, как югославско-немецкий актёр и исполнитель роли всех индейских вождей киностудии «ДЕФА» Гойко Митич. Молодые люди не могли договорится. Татьяна желала жить в солнечной Югославии, строящей рыночный социализм, а парень, которому приходилось год работать, чтобы следующий год учиться, был готов переехать в страну реального социализма – СССР. Чем закончилась эта история я не знаю… Не прошло и десяти лет как оба государства перестали существовать.
Работая с периодикой, я подружился с библиотекарем Ирой Панфиловой, помогавшей мне в выносе этих журналов из зала периодики, где было не продохнуть, в читальный зал № 2, являвшийся залом научных работников. Там сидели, а вернее отсутствовали, преподаватели и учёные омских вузов. Ирина зачастую находила мне уютное местечко у окна.
Конечно, не всегда и не у всех работа шла гладко… Один из уже маститых учёных-филологов – его фамилия, кажется, Миттельштет (могу перепутать буквы в фамилии этого седовласого старичка, но большого специалиста), – раздосадованный какими-то сложностями в получении литературы и, как ему показалось, недостаточным вниманием сотрудниц к себе, что называется «на коленке», набросал эпиграмму:
Они красивы, молоды и чинны,
Что это фурии – никто не скажет,
Но вы приблизьтесь к ним,
И вам они покажут,
Змеиный нрав под маской голубиной.
Эпиграмма, независимо от её быстро остывшего незлобивого автора, была подхвачена и начала самостоятельную жизнь, исчезнув из местного библиотечного фольклора где-то во время переезда библиотеки в новое здание. Преследуют ли её строки депутатов Городского Совета г..Омска, находящегося в здании старой «Пушкинки» («отреставрированного»: до исчезновения лестниц каслинского литья, части декоративной лепнины и бронзовых бра сталинского ампира), доподлинно неизвестно.
Учась курсе на четвёртом, я невзначай обнаружил, что библиотекари-пушкинистки в большинстве своём не стареют. Нет, волшебного рецепта средства Макропулоса они точно не знали, всё было проще. Девушки знакомились со студентами-читателями, студенты-читатели становились молодыми специалистами и с юными жёнами-библиотекарями уезжали по распределению мужа. Не советские девушки, а просто – выпускницы пансиона благородных девиц. Даже сегодня, в далёком от Омска райцентре или небольшом городке за пределами нашей области, а то и в столичном граде, можно узнать о прекрасной семейной паре приехавшей лет тридцать тому назад и за минувшие годы ставшей: он – начальником треста, директором школы или главврачом, а она – директором центральной библиотеки или другого учреждения культуры. На моих глазах распрощались со стенами «Пушкинки», но не с великой книжной культурой, Юля Свистунова, Галя Гилаева и многие другие, чьих имён за давностью лет не вспомнить… А на смену им приходили другие, тоже молодые, умные, любящие книгу и всё повторялось вновь…
Ночью, с 8 на 9 марта 1984 года, в связи с отсутствием денег на такси, я проводил Ирочку Панфилову, которая тогда жила на конечной в Нефтяниках, домой, а сам пешком отправился на 21-ю Амурскую, где проживал, будучи студентом, у своей тётушки. Прийти в библиотеку в обычное время, после занятий, не вышло. А когда я туда явился, то обнаружил, что меня ищут по читательской картотеке…
Ирочка Панфилова, в будущем – Новикова.
1980 год.
Так мы с Ирочкой и поженились, побоявшись навсегда потерять друг друга. Сотрудницы подарили нам чайный сервиз, последняя чашка которого разбилась в прошлом году. Летом 1984 года я по распределению отправился в Черлакский район. Для Ирины Васильевны Новиковой был устроен перевод в Черлакскую ЦРБ. Юность закончилась.
Ушла в невозвратное прошлое та «Пушкинка». Ох уж эти воспоминания… Были ли вы, друзья и подруги моей студенческой молодости? Были и до сих пор вы – постоянные читатели и посетители «Пушкинки».
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи