Альманах рукописей: от публицистики до версэ•Сетевое издание Эссе-клуба ОМ

Сергей Сизов

БИБЛИОПОСТ • BIBLIOPOST • • •

Борис Леонов: размышления на закате Рассказы, эссе, статьи 1966-1976 гг. 14 марта 2007 года минуло три десятка лет как ушёл из жизни один из малоизвестных омских литераторов и мыслителей – Борис Фёдорович Леонов (1900–1977). Между тем, убеждён, что подобное забвение (в прошлом для этого были политические причины) несправедливо: жизнь этого человека и его творческое наследие без сомнения представляют немалый интерес для историков, литературоведов, театральных деятелей. Жизнь Леонова поначалу складывалась достаточно типично для той эпохи. Детство в семье деревенского священника, непростые отношения с родителями. Затем – духовное училище и семинария в Орле, мечты о литературном поприще, первые стихи. Революционный вихрь 1917 года захватил юного поэта: Борис вступает в Красную Армию и партию большевиков. К 1921 году Леонов успел повоевать на фронте (дослужиться до заместителя начальника политотдела бригады), принять участие в подавлении крестьянских восстаний в Тамбовской губернии. После гражданской войны Борис Леонов возвращается в Орёл. Здесь он заканчивает два курса Орловского пролетарского университета, участвует в деятельности местного Тургеневского общества, пишет стихи и пьесы. Некоторые его произведения – стихотворение «Эскиз», поэма «Русь», пьеса «Угольки» – отразили всю сложность и противоречивость его положения и мировоззрения. С середины 1920-х годов Леонов занимал различные должности в учреждениях культуры, профсоюзных организациях, партийных органах в Москве, Можайске, Коломне, Новосибирске, Ленинске-Кузнецком. В 1932 году он приезжает в Омск и вскоре становится сотрудником, а позднее и завлитотделом «Омской правды». Все эти годы Леонов не оставляет занятие литературой: помимо художественных произведений (повести «Когда затихают грозы», «Остатки прежней роскоши», пьеса «Собор») пишет работу о творчестве Б..Пастернака, исследование о советской драматургии, обращается к творчеству Э. Хемингуэя. В «Омской правде» в 1935-1936 годы регулярно появляются его литературно-критические статьи и театральные рецензии. Леонов был одним из активных борцов с «формализмом» в искусстве и, как мне кажется, участвовал в этой кампании искренне. Осуждая разрыв с классической традицией, Борис Фёдорович негативно высказывался по поводу экспериментов омского «синтетического театра» Торского, пытавшегося объединить на омской сцене оперу, оперетту, драму. Такие спектакли в условиях недостаточной подготовки артистов нередко оказывались провальными. В 1937 году Леонова исключают из ВКП(б) за «антипартийные разговоры». Литературная карьера теперь уже навсегда заказана, и ему ещё повезло, что удалось устроиться заведующим литчастью драмтеатра. Но в 1944 году Б..Ф..Леонов был арестован и осуждён по статье 58-10 («контрреволюционная пропаганда и агитация») на 10 лет лишения свободы с поражением в гражданских правах на 5 лет. Кроме признаний обвиняемого (полученных под давлением) и показаний свидетелей следствие в качестве доказательства вины Леонова использовало рукописи его работ разных лет, которые были истолкованы как «антисоветские». Свой срок Борис Фёдорович отбывал в Омске, на Урале и Колыме. По возвращении в Омск в 1956 году он нигде не мог устроиться: в учреждения культуры и образования его не брали, а заниматься физическим трудом не давало возможности здоровье, подорванное в лагерях. Вынужденную безработицу недавний политзэк использовал для литературного творчества, что обернулось для него новой бедой. «Послевенгерское похолодание» конца 1950-х годов привело к новому витку политических репрессий. Леонова вновь арестовали, конфисковали его архив и снова нашли в его высказываниях и рукописях «антисоветскую пропаганду». В октябре 1958 года он был приговорён к 10 годам лишения свободы по той же статье. Тяжёлая работа в Озёрлаге (под Тайшетом) и мордовских лагерях, переживания вскоре привели к инвалидности: Борис Фёдорович был парализован. Его жена и товарищи по мордовскому лагерю писали в высшие инстанции с просьбой помиловать инвалида. Лишь в январе 1965 года дело Леонова пересмотрели: он был не только освобождён, но и полностью реабилитирован по обеим своим судимостям. Вернувшись в Омск, Борис Фёдорович продолжал внимательно следить за литературным процессом и не оставлял занятия литературоведением и искусствоведением. Но большая часть статей не могла увидеть свет, потому что Борис Фёдорович ставил очень острые вопросы, свободное обсуждение которых было возможно лишь на неофициальном уровне. И он обсуждал это со своими немногими друзьями: М..М..Молостовым, Л..В..Шевчуком, которые также за своё свободомыслие подвергались преследованиям. Даже будучи тяжелобольным человеком, Леонов продолжает писать. Впрочем, писать в прямом смысле этого слова он давно уже не мог. Всё, что написано им в последние годы имеет форму машинописи. И не потому, что он не хотел писать ручкой. Просто не мог: правая рука не работала. Левой рукой полупарализованный человек терпеливо выстукивает на пишущей машинке свои рассказы, статьи, эссе, заметки, письма. (Адреса на конвертах, если что-то отсылается, подписывает жена.) Б..Ф..Леонов хочет поделиться своими мыслями. Вряд ли омский вольтерьянец думал о том, что всё им написанное немедленно будет напечатано, но настоящий литератор пишет потому, что это для него жизненно необходимо. А Леонов действительно имел потребность писать, и при этом, конечно, не был графоманом: ему действительно было что сказать людям. И всё-таки одна его работа увидела свет. Статья, посвящённая автобиографии Чарли Чаплина*1, была опубликована в сентябре 1967 года журналом «Сибирские огни»*2. К сожалению, публикация о Чаплине – это скорее исключение из правила. Многое из того, что писал омский вольнодумец, так никогда и не было издано. Да и, мне кажется, для Бориса Фёдоровича это было огорчительным, но не было главным. Главным было другое – высказаться. Есть надежда, что рукописи Леонова ещё будут изданы. Наследие его 1966-1976 годов действительно велико. Двадцать пять рукописей самого разного объёма. В основном это публицистические произведения, но есть и работы литературоведческого характера, мемуарные зарисовки и очерки, эссе. С некоторыми произведениями стоит познакомиться подробнее. В этом списке лишь один рассказ (о нём речь дальше) и одна… сказка «Мечта» (1966)*3. Собственно, сказка больше похоже даже на понятную притчу. Есть Иван, есть его невеста Мечта, а ещё есть Ватерпасов и иные товарищи. Впрочем, по порядку. Невеста Ивана, его Мечта ставит условием их совместной жизни постройку невиданного в мире красивого дворца. И жить со своим воздыхателем будет не раньше, чем закончится строительство последнего этажа. Трудолюбивый Иван из любви своей к Мечте соглашается с её условием и начинает строительство. Но вот однажды на первом этаже его дворца объявляется неизвестный толстяк и заявляет Ивану: «Меня прислали заведовать твоей Мечтой». Строитель Иван по своему неразумению принял это как должное, а толстяк (Ватерпасов) начинает обрастать секретарями, помощниками, бухгалтерами и каждый занимает комнату в строящемся дворце. Последним приходит сюда пьянчуга-поэт, который заявляет Ивану, что будет слагать гимны о его замечательной Мечте. Ну, а дальше происходит трагедия. Невесту свою, любимую Мечту, Иван застаёт вместе с Ватерпасовым в чулане. Но сделать обманутый жених ничего уже не может. Ни наказать, ни уйти: на него наставлены револьверы. И Иван продолжает строительство, напиваясь каждый выходной, чтобы заглушить своё горе. Грустная сказка, что и говорить. Но ассоциации Леонова очень понятны. Иван символизирует народ, Мечта – это действительно мечта о царстве свободы, равенства и братства, ну, а Ватерпасов – это бюрократия, которая губит светлую мечту. В 1966 году Леонов заканчивает небольшой рассказ «Цветы, луна и любовь», задуманный ещё в лагере (об этом свидетельствует дата написания: 1 мая 1960.г. - 1 ноября 1966.г.). Рассказ слабоват, но одна теория, высказанная персонажем из данного произведения, любопытна. Пожилой садовник уверен, что цветы всё чувствуют и понимают. Поэтому они успешно цвели в старом саду, а теперь, когда кругом грубость и хамство, цветут очень плохо. Намёк автора достаточно ясен: невоспитанность современного поколения убивает красоту. Борис Леонов продолжал откликаться и на важнейшие общественные события 1960-х годов. Он не может и не хочет молчать. Ему есть что сказать и он хочет быть услышанным. В 1966 году он пишет большое и очень продуманное «Письмо в редакцию», направленное в газету «Известия»*4. Автор привлёк внимание редакции к публикации Владимира Лакшина «Писатель, читатель, критик». Это статья Лакшина, появившаяся в тогдашнем лидере официальной либеральной мысли – журнале «Новый мир», имела значительный резонанс. Неудивительно, что её не оставил своим вниманием и Борис Фёдорович, который чутко следил за литературными новинками. Леонов поддерживал курс «Нового мира», возглавляемого А..Т..Твардовским, на обновление советской литературы. В..Я..Лакшин, заведовавший отделом критики в журнале, по сути дела добивался расширения рамок «разрешённого», приближения литературы к реальным проблемам общества. Те же позиции в своей статье отстаивал и Леонов. Он пишет об опасности для общества всевластия бюрократии, которая подчиняет себе все общественные процессы, подавляет всякую критику. В ответном письме заместитель редактора газеты «Известия» по пропаганде Ю..Шарапов возражает Леонову: «В Вашем письме есть и верные мысли, и верные наблюдения, но тональность его, думается предвзятая. Вы считаете, что в процессе борьбы нового со старым нам приходится отстаивать очевидные истины. Но ведь то, что очевидно для Вас, не всегда очевидно для всех. Не кажется ли вам, что вы немного забегаете вперёд? В той большой, кропотливой воспитательной работе, которую проводит наша партия, нужно терпение, выдержка, последовательность, в том числе и в отстаивании очевидных истин»*5. В ответе редакции, как видим, содержится позиция, против которой фактически Леонов и выступал в своём письме. Считая многие мысли Леонова «верными», Ю..Шарапов, тем не менее, полагает, что двигаться нужно крайне осторожно, нельзя «забегать вперёд». Общество, по его мнению, не готово к расширению рамок «разрешённого». Проще всего сегодня, с высоты прошедших лет, обвинять замредактора газеты в стремлении избежать каких-либо перемен, сохранить лицемерие «застоя». Точно так же, как легко представить Леонова буревестником «перестройки» со всеми её перекосами. Мне кажется всё здесь не совсем просто. Можно сказать, что здесь сталкивались две позиции: Леонов и его единомышленники считали, что преодолеть проблемы общества возможно через реформы «ленинского масштаба». Шарапов, в свою очередь, представляет официальную позицию, точку зрения тех сил, которые боялись радикальных перемен. Да, они действительно их боялись, памятуя о Венгрии 1956 года. И хотел бы заметить, что здоровое зерно, конечно, есть и в позиции Шарапова. И всё же, складывается впечатление, что за стремлением сохранить стабильность скрывалось нежелание что-либо менять. Да и не так уж и радикален был Борис Леонов… Развивает свои мысли бывший политзэк и в других работах. Надо сказать, что наследие Леонова вполне достаточно для того, чтобы составить достаточно полное представление об общественно-политических взглядах автора. Большой интерес представляют его работы (по жанру это, скорее, эссе) и заметки, дошедшие до нас. Большую творческую активность Бориса Фёдоровича совсем не случайно вызвал 1967 год. Ведь это год 50-летнего юбилея Октября. Год, когда действительно стоило задуматься о том, что в действительности дала Советская власть народу, в чём преимущества и недостатки современного социалистического общества. Естественно, в юбилейном году советская официальная пропаганда предпринимает массированные идеологические мероприятия. В ходе таких мероприятий даётся весьма приглаженная характеристика существующих проблем и подчёркиваются достижения (порой действительно впечатляющие). Б..Ф..Леонов противопоставляет этой пропагандистской кампании собственные размышления о целом ряде общественных проблем. Его мысли основаны на личном опыте и пристальном наблюдении происходящих социальных процессов. Тем более, что страна вступила в новый политический этап: брежневское руководство стремится законсервировать существующие общественные порядки. Первой работой цикла стало эссе «Мой современник» (21 января 1967.г.). Леонов пытается посмотреть на современника объективно без, как он пишет, «поповской елейности». Он отмечает немало положительных черт у современника. Отсутствие «рабского трепета при виде денег», стремление к знанию. Но чего же не хватает современнику? Ответ для Леонова однозначен: смелости, настоящей гражданской смелости. «Мой современник смел “с дозволения начальства”. Он может громить почём зря американский империализм и расовую дискриминацию, но у него по-прежнему прилипает язык к гортани, когда кто-либо вдруг начнёт критиковать Святая Святых наших судеб ЦК КПСС. В былые годы мой современник только восхищался своим правительством. Иногда он делал это чисто механически, рефлекторно, порою – по соображениям профилактики. Похлопав в ладоши, рук не отобьёшь, зато спокойнее будет на душе. Всё, что ему полагается, кесарь получит полностью. Комар носу не подточит. Сейчас времена другие. Казённо восхищаются одни лишь бюрократы, да партийные чиновники. Но это в порядке вещей. Восхищаться и славословить они обязаны по должности. Мой же современник, если он только не состоит членом партии, а если и состоит, то не занимает в ней видного места, предпочитает помалкивать. Во всяком случае, думает он совсем не то, что подчас ему приходится говорить. Но трусит он по-прежнему. И по-прежнему никому не верит. Русский народ напуган на сто лет вперёд. О, это нелёгкая задача – вернуть моему современнику былую смелость!»*6 И тем не менее Леонов надеется, что рано или поздно люди могут задуматься о чём-то более важном, чем удовлетворение материальных потребностей. Русский человек не станет мещанином и обывателем. Власть должна быть готова к удовлетворению растущих духовных потребностей людей. Эссе «Инквизиторы» (14 апреля 1967.г.)*7 написано под впечатлением от перечитанных «Братьев Карамазовых», а точнее знаменитой легенде о Великом Инквизиторе, помещённом в этом романе Достоевского. И вновь Леонов рассуждает о свободе и её цене, о том действительно ли люди этой свободы жаждут или готовы легко её отдать очередному инквизитору. В его рассуждения немало горечи и разочарования. Поминает Борис Фёдорович и известное дело А..Синявского и Ю..Даниэля, которые в 1966 году за публикацию своих произведений на Западе получили соответственно 7 и 5 лет лишения свободы. Многие люди, которые не читали произведений этих писателей, яростно их осуждали. В конце своей работы Леонов весьма пессимистически говорит о том, что Инквизитор оказался прав: люди ищут того, кому отдать свободу, поскольку нередко тяготятся ей. О себе же Борис Фёдорович горько замечает: «…Во мне всё ещё сидит Декарт: мыслю, следовательно, существую. А новые люди ни в каком Декарте не нуждаются. Они просто существуют». Статья «Интеллигенция и мещанство» (14 апреля 1967.г.)*8 одна из самых больших работ этого периода – 26 машинописных страниц. Главная тема данной работы – роль интеллигенции в стране и мире. У Леонова, хорошо знавшего разные поколения отечественной интеллигенции, было понимание её как культурного и нравственного камертона общества. [Здесь мы сталкиваемся с пониманием интеллигенции не как социального слоя, выполняющего определённые функции («социологическая теория»), а как духовной элиты. Эта точка зрения («нравственная») также имеет место в науке, но критерии отнесения людей к интеллигенции в этом случае более размыты. — С. С.] «Интеллигент – это прежде всего человек широкой, многосторонней культуры, – полагает Борис Фёдорович. – Если ветеринарный врач и слыхом не слыхал о Рембрандте, если он не знает, в каком веке жил Иван Грозный, как можно назвать его интеллигентом! В лучшем случае он неплохой специалист по коровам и лошадям. Если инженер, войдя в автобус, оттолкнул женщину, чтобы скорей занять свободное место, будь он хоть семи пядей во лбу, он всё-таки не интеллигент. Он – дурно воспитанный человек, а проще говоря – хамовитая личность»*9. Кого же Леонов считал «идеальным представителем интеллигенции социалистического общества»? Ответ сегодня кому-то может показаться неожиданным: В..И..Ленина! В этом ещё раз проявилось верность старого марксиста идеалам (и, быть может, иллюзиям) своей революционной юности. Имея в виду вождя Октябрьской революции, Леонов пишет: «В нём было всё: богатейшая культура, исключительная по широте и гибкости ассоциативность мышления, динамическая целеустремлённость его, высокая человечность и мужество духа. О Ленине можно сказать словами Гамлета: “Он человек был, человек во всём; // ему подобных мне уже не встретить”. Человек с большой буквы. Как истинный, неповторимый вождь трудящихся всего мира, Ленин, при всей многогранности своей натуры, никогда не разбрасывался. Всегда и везде»*10. Владимиру Ильичу Ленину, его человеческим качествам, его диалектическому мышлению и стилю работ, Леонов противопоставлял Сталина. Иосиф Виссарионович, по мысли автора статьи, не только не умел так диалектически писать работы, но и нанёс большой вред советской интеллигенции. Помимо всех прочих причин установлению культа личности способствовало мещанство. И именно поэтому с ним надо вести борьбу. Статья «Перед тем как поднять чашу» (предположительно: июнь-июль 1967.г.)*11 не имеет даты написания, но это отклик на письмо А..И..Солженицына, направленное IV Всесоюзному съезду Союза писателей 16 мая 1967 года. Это письмо, разосланное редакциям литературных газет и журналов, писателям-делегатам съезда, было необычным. Впервые гонимый властью писатель открыто обратился к своим коллегам, предлагая обсудить «то нетерпимое дальше угнетение», которому подвергается литература. В письме автор требовал отмены политической цензуры художественных произведений, возвращение читателю произведений репрессированных литераторов и деятелей Русского Зарубежья. Кроме того, Солженицын потребовал возврата конфискованных у него органами КГБ рукописей*12. Леонов в своей работе поддержал опального автора. В конце 1960-х годов Борис Фёдорович продолжает и литературоведческие исследования. Имея письма из ряда редакций можно установить, что не позднее мая 1967 года им написана статья «Художник и время», посвящённая Т..Манну и его роману «Доктор Фаустус». В том же году написана статья о романе М..Булгакова «Мастер и Маргарита», который был с большими изъятиями опубликован в журнале «Москва». Обе статьи не сохранились. Но, к счастью, дошла до наших дней другая литературоведческая работа того же 1967 года – «Бессмертие». Это отклик Леонова на публикацию повести В..Катаева «Кладбище в Скулянах»*13. Повесть эта привлекла внимание Леонова, поскольку в ней затрагиваются важнейшие вопросы сохранения исторической памяти народа. Последняя известная литературоведческая работа Б..Ф..Леонова – статья «На бемолях» (1976.г.), представляющая собой рецензию на повесть Ю..В..Трифонова «Дом на набережной». Повесть эта была напечатана в журнале «Дружба народов» и стала одним из самых заметных произведений 1970-х годов. Ю..В..Трифонов смог донести до читателя своё понимание того, что происходило с людьми в годы сталинского террора. И вполне понятно, что Леонов не смог не откликнуться на эту публикацию. Борис Леонов, как и многие диссиденты, крайне отрицательно воспринял вторжение советских войск (вместе с войсками других стран Варшавского Договора) в Чехословакию в августе 1968 года. Для него это означало не только гибель «Пражской весны» и окончание попытки «строительства социализма с человеческим лицом» в соседней стране. Он был уверен, что такая политика означает неизбежное закручивание гаек и в СССР. Ведь именно в период «послевенгерского похолодания» он потерял свободу во второй раз. Может быть, поэтому в конце 1968-1969 годов им написано так мало (хотя возможно, что некоторые работы до нас не дошли). Но вскоре Леонов вновь берётся за свою старую пишущую машинку. Тем более, что в начале 1970-х годов проходит множество важных юбилеев (100 лет Ленину – 1970 г., 50 лет СССР – 1972 г.). Вот эссе «Век нынешний и век минувший» (4 июня 1970.г.)*14, где Леонов в свободной манере размышляет об общественных проблемах. И порой весьма остро. Например, поднимается вопрос об ответственности партии за происходящее в стране. «Если спросить любого советского труженика: — Какой, по-вашему, самый большой недостаток у нас в стране? Ответ, кажется, будет один. — Бюрократизм. А некоторые скажут ещё решительней: — Бюрократическая каста. Когда в стране хорошо или даже сносно, принято говорить с умилением: — Спасибо нашей любимой партии! Спасибо дорогому правительству! Ну, а когда скверно, к кому тогда обращаться? С кого тогда спрашивать? Ответ даётся немедленно. Он выскакивает, как билетик из автомата: “Не волнуйтесь. Партия тут ни при чём. Это всё отдельные случаи. Партия с ними борется”. И всё как будто в порядке. Сколько уже лет щёлкает успокоительный автомат! Сколько выброшено билетиков! Сколько прикрыто общественного сраму и всё фиговым листком отдельного случая! — Ну и Хрущёв! Вот наломал дров! — Как, один только Хрущёв! А партия? Разве не партия объявила его лучшим ленинцем? Или это тоже отдельный случай? Случай, растянувшийся на целых десять лет? Жена Цезаря выше подозрений. Так говорили в Риме. Партия напоминает римскую матрону. Её репутация всегда чиста, как первый снег. При Сталине был уничтожен цвет советской интеллигенции. Оставшиеся в живых вернулись из лагерей больные, опустошённые, с травмой до гробовой доски. И всё же им говорили с укором: — Ты что же, обиделся на партию? В конце концов, как же следует воспринимать партию? Что это? Нерукотворный образ? Одна из платоновских идей? Сколько вокруг лжи, лицемерия! Сколько показного! Смелость, уже прошедшая цензуру! Пафос, апробированный свыше! Гнев с дозволения начальства!»*15 Ну, а что же Леонов предлагал? Предложения его, надо сказать, вполне конкретны. Он подаёт их в виде вопросов, давая возможность читателю задуматься и ответить самому. А не лучше ли сделать то-то и то-то? И предлагает, в частности, провести массовую чистку партии, выгнав из неё «по крайне мере миллиончика два бюрократов, шкурников, проходимцев и прочих мусорных лиц», лишить чиновную верхушку «хотя бы половины» материально-бытовых льгот и преимуществ. Имелись у Бориса Фёдоровича рекомендации и по правовой части. Он предлагал разрешить участие защитника с самого начала следствия, а не после окончания, как было тогда принято [Сейчас так и происходит. — С..С.], увеличить число народных заседателей, повысив их права. Ну и, конечно, в этом эссе он вновь говорит о выборах. Пора перестать проводить пародию на выборы, когда в избирательных бюллетенях значится только один кандидат. «Мысли после съезда» (предположительно: апрель 1971.г.)*16 – это свободное по форме эссе, написанное после XXIV съезда КПСС. Автор неоднократно ссылается на вопросы, поднимаемые на съезде, и комментирует их, предлагает свою точку зрения. Основное внимание Б..Ф..Леонов уделяет современной советской литературе. Почему же в ней нет крупных достижений, сравнимых с «Тихим Доном» М..Шолохова или «Хождениями по мукам» А..Толстого? Леонов пытается беспристрастно ответить на этот вопрос. «Не потому ли, что все мы, люди нового мира, всё ещё находимся в становлении? А всякое становление, тем более такое, как наше, процесс нелёгкий. Мы идём к коммунизму не по Невскому проспекту. О, если бы на нашем пути лежал лишь один горючий белый камень! Их оказалось столько – глазом не окинуть! Одни были неотвратимы, другие необязательны. Без культа Сталина, без трагедии 1937-го года можно было бы обойтись. Но ведь и культ появился не на голой земле, этот пышный с виду мухомор вылез на свет божий из трудностей строительства социализма в одной стране, в одиночку. А людям пришлось расплачиваться за всё: за логику и бессмыслицу, за непреложность и произвол. Расплачивались не только нервами и желудком, но и собственной душой. Разве один только Маяковский становился на горло собственной песне? Песня есть у каждого. Но кому петь её, если тебе говорят: не верь даже другу? Петь для себя? А если кто-нибудь за дверью подслушивает? Лучше молчать. Молчать, стиснув зубы»*17. Но автор эссе на этом не останавливается. Он подвергает резкой критике и современных писателей, для которых литература стала не призванием, а удобной кормушкой. Тех писателей, которые не обладают достаточными знаниями и талантом, зато пишут «как положено»: стандартные серые произведение, но политически выверенные. Он упрекает власть за то, что она развела, говоря словами М..Шолохова, «жирных котов» от литературы. Одновременно Борис Фёдорович пишет и о том, что талант в существующей системе литературы нередко становится объектом преследования со стороны не в меру бдительных чиновников. И в этой связи Леонов пишет о необходимости более строгой литературной критике, которая может объективно дать оценку произведению. Интересны размышления Бориса Фёдоровича о церкви в эссе «Чаша» (7 апреля 1971.г.). Он вспоминает и рассказывает о жизни сельских священников, их хозяйственных заботах, их социальном положении в предреволюционной деревне на примере своего отца и соседских попов. Свидетельства Леонова любопытны и для современных историков. Рассказывая на склоне лет и о негативных сторонах этого быта: пьянство, азартные игры на деньги, увлечения слабым полом, Леонов уже не столь категоричен в своём антицерковном максимализме, имевшем место когда-то. Да, всё это иногда было, но попы верили в Бога, атеизм в их среде был крайне редким явлением. Бездуховность, которую он нередко наблюдал в советские времена, заставила его иначе взглянуть и на роль церкви. «Из русской истории церковь не вычеркнешь, мимо неё не пройдёшь! Как можно забыть Троице-Сергиеву лавру, Киевский Софийский собор, Ипатьевский монастырь. И не об одних только древних стенах, не об одних только золотых куполах я веду сейчас речь, я помню те великие дела, что свершались под сенью куполов. Не всегда православная церковь давала родине иеромонаха Илиодора и Гермогена Саратовского, когда-то был и великий радетель о земле русской Сергий Радонежский. Может быть, и тогда не очень-то искусно был изображён Нерукотворный Спас на стягах воинства русского, но под ним не жизнь, а на смерть бились наши предки с татарвой, а в их полках монахи-богатыри Пересвет и Ослябя, там же, на Куликовом поле, они и смерть приняли. Нет, не одна только поповская кровь течёт в моих старых склерозных жилах, там ещё тихонько, замирающими ручейками переливается древнерусская родная быль – в шлеме, кольчуге, с тяжёлым мечом, осеняющая себя широким крестным знамением. Пусть символы, как и всё в мире преходящи, духовная суть их нетленна»*18. Фактически Леонов здесь подходит к очень важным выводам о необходимости бережного отношения ко всему комплексу духовного наследия России, несмотря на то, что это наследие включает нередко очень противоречивые направления. В эссе «В часы раздумий» (17-20 июля 1972.г.)*19 Леонов касается такого вопроса, как цензура, которая в те годы душила свободную мысль. Большое внимание он уделяет роли интеллигенции в неизбежных процессах дебюрократизации и демократизации. Именно интеллигенция может провести мирный переход к более демократическому обществу. Своего рода глубокую реформу. Но Леонов имеет в виду отнюдь не сахаровскую конвергенцию капитализма и социализма, когда будет создано общество, сочетающее в себе черты обеих формаций. Он уверен в неизбежности коммунизма «как наиболее рационального и гуманного общества». Поэтому и рассматривает демократизацию именно как шаг в правильном направлении. «Правительству нужно создать широко образованную интеллигенцию, – пишет Леонов. – Без неё прогресс немыслим. Это голос эпохи, безоговорочное требование времени. Но такая интеллигенция наверняка будет сметь своё суждение иметь. Она не станет думать только “отсюда и досюда”. И не только в области техники, что, несомненно, будет только поощряться, но и в других, чисто духовных сферах общественного производства. И правительство, может быть, даже стиснув зубы, должно будет пойти не некоторую демократизацию мысли. А это, в свою очередь, может притупить наиболее острые формы оппозиционного вольтерьянства. И в результате получится нечто вроде внутренней конвергенции. Очень спокойный, мирный вариант». Не удовлетворяясь отдельными эссе, Борис Фёдорович в 1971-1973 годы почти непрерывно ведёт свой «Дневник», в котором размышляет об актуальных вопросах литературы, искусства, общественной жизни, записывает всё, что его волнует. Ныне эти записи хранятся в архиве петербургского «Мемориала». Это довольно большой массив: 190 тетрадных листов с оборотом, т..е. 380 страниц машинописного текста! Поражает круг интересов Леонова, его собственный обоснованный критический взгляд на то, что происходит в стране. Не меньше удивляет и осведомлённость парализованного затворника о событиях, происходящих не только в официальных, но и неофициальных кругах. Он выписывал многие газеты и журналы, вёл переписку, возможно, слушал и зарубежное радио. Но высказанные мысли Леонова продуманы и выстраданы им. В дневнике немало внимания уделено и диссидентам. И здесь у Леонова свой взгляд. Он выразил его в нескольких словах, которые набрал в тексте прописными буквами: «ВСЯКАЯ РЕФОРМИСТСКАЯ  КРИТИКА  НЕПОДСУДНА»*20. 14 мая 1974 года Борис Фёдорович пишет очерк «Чапай»*21, посвящённый памяти Лины Семёновны Самборской (таково было её прозвище в артистических кругах). Этого человека и режиссёра Омского драматического театра Леонов хорошо знал и оценивал очень высоко. Портрет замечательного деятеля культуры написан им удивительно ярко, но без излишней сусальности. Очень интересна для историка небольшая леоновская статья «Бурдино. В помощь изучающим историю КПСС» (11 октября 1974.г.)*22. Поводом для статьи стала публикация сейчас уже никому неизвестного романа «Круча» В..Астрова, в котором автор искажает реальные события внутрипартийной борьбы 1920-1930-х годов. Леонов, который знал о тех событиях не понаслышке, рассказывает, как было. Подробности, приводимые Борисом Фёдоровичем, и сегодня весьма любопытны, а для того времени были бы откровением для тех, кто смог бы прочесть эти заметки. Но кто это мог сделать, кроме, быть может, нескольких друзей? Стоит заметить, что Леонов не был зашоренным литературным «либералом». Он высоко ценил произведения писателей-«деревенщиков». В финале жизни (1976 год) он вновь обращается к этим произведениям. «Перечитывал трилогию Абрамова “Пряслины”, – пишет Б..Ф..Леонов Молостовову. – Вот эти романы надо проходить в школе, а не “Поднятую целину”. Честные вдумчивые книги. В десятом номере «Наш современник» напечатал первую половину повести Распутина «Прощание с Матёрой». Стоит прочесть. Вообще, если рассудить здраво, «деревенщики» ставят не только проблемы сельского быта, это проблемы всей нашей эпохи. И по этой части у них что-то получается»*23. Эти публицистические статьи, эссе, дневник, письма – своего рода завещание провинциального диссидента. Из этих материалов видно, что по масштабам своих размышлений был вполне на уровне отечественной общественной мысли того времени. Прежде всего, либерально-социалистической или социал-демократической мысли. В мировоззрении Б..Ф..Леонова сочетались демократические убеждения с идеей социальной справедливости. Он, как явствует из его произведений, продолжал, в целом, позитивно относиться к социалистической идее, к произведениям К..Маркса и В..И..Ленина. И это несмотря на долгие годы заключения и ссылки! Объясняется это просто: он был сильным человеком и не позволял своей личной трагедии перечеркнуть значение идей, которые он разделял. У Бориса Леонова не было иллюзий ни относительно социализма, ни относительно капитализма. Леонов не забыл свою нелёгкую дореволюционную юность, он ненавидел всесилие денег, безудержное потребительство, мещанскую ограниченность. Вполне понятно, что, прожив такую судьбу, он вряд ли имел иллюзии по поводу социализма. Романтические иллюзии были изжиты за годы гражданской войны, «чисток», лагерей. Не сомневаюсь, что в ходе долгих размышлений, общения с другими инакомыслящими в лагерях, он переосмыслысливал свои представления о социализме. Сталинизм он не принимал, считал ленинский путь совершенно иным. Особенно это ярко проявилось в его статье «В часы раздумий» и некоторых других работах. И всё-таки, несмотря на перенесённые страдания, Борис Леонов сохранил многие из прежних своих идеалов, в том числе и стремление к социальной справедливости. Он верил в человеческий разум, человеческое достоинство. Некоторые его оценки резки, но, в целом, в поздних своих произведениях он сохраняет спокойствие и объективность. Его суждения намного более взвешены, чем в годы юности. Он нашёл свою «точку над i.», ту самую точку, которую мучительно пытался найти герой его повести «Остатки прежней роскоши» 1920-х годов пропагандист Данский. Кажется, эта точка – не что иное, как философия гражданина, в которой сочетаются и надмирность, и активная жизненная позиция. Более того, мне кажется, что некоторые леоновские наблюдения сохраняют свою актуальность и сегодня. Как современны до сих пор суждения и мыслителей других эпох, когда речь идёт о важнейших вопросах человеческого жизнеустройства. • Сергей Сизов, доктор исторических наук.   **1 Чаплин Ч. Моя биография. — М., 1966. **2 Леонов Б.Ф. Читая автобиографию Чаплина // Сибирские огни. — 1967. — № 9. — С. 157-166. **3 Леонов Б.Ф. Мечта : (10 сентября 1966 г.) // АНИЦМ (СПб). — Ф. 4. Оп. 1. Ед.хр. 16. **4 {АС — здесь и далее: Архив семьи Б. Ф. Леонова}. Леонов Б.Ф. Письмо в редакцию [газеты «Известия»], 1966. **5 {АС}. Письмо замредактора по пропаганде газеты «Известия» Ю. Шарапова к Б. Ф. Леонову, № 2825-01 от 10 ноября 1966 г. **6 {АС}. Леонов Б.Ф. Мой современник. — Л. 6-7. **7 {АС}. Леонов Б.Ф. Инквизиторы. **8 {АС}. Леонов Б.Ф. Интеллигенция и мещанство. **9 Там же. — Л. 4. *10 Там же. — Л. 6-7. *11 {АС}. Леонов Б.Ф. Перед тем как поднять чашу. *12 Солженицын А.И. Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни. — М., 1996. — С. 597-600. *13 Леонов Б.Ф. Бессмертие : [О повести В. Катаева «Кладбище в Скулянах»] : (Не позднее ноября 1967 г.) // АНИЦМ (СПб). — Ф. 4. Оп. 1. Ед.хр. 22. *14 {АС}. Леонов Б.Ф. Век нынешний и век минувший. *15 Там же. — Л. 7-8. *16 {АС}. Леонов Б.Ф. Мысли после съезда. *17 Там же. — С. 4. *18 Леонов Б.Ф. Чаша // АНИЦМ (СПб). — Ф. 4. Оп. 1. Ед.хр. 8. Л. 13. *19 {АС}. Леонов Б.Ф. В часы раздумий. *20 Леонов Б.Ф. Дневник : [Общество, литература, искусство] : (1971-1973 гг.) // АНИЦМ (СПб). — Ф. 4. Оп. 1. Ед.хр. 2. Л. 124 об. *21 Леонов Б.Ф. Чапай (Памяти Л. С. Самборской) : (14 мая 1974 г.) // АНИЦМ (СПб). — Ф. 4. Оп. 1. Ед.хр. 14. *22 Леонов Б.Ф. Бурдино. В помощь изучающим историю КПСС // АНИЦМ (СПб). — Ф. 4. Оп. 1. Ед.хр. 15. *23 Письмо Б. Ф. Леонова к М. М. Молоствову (15 ноября 1976 г.). Копия письма подарена автору М. М. Муждаба.   → каталог раздела : БИБЛИОПОСТ • BIBLIOPOST

об авторе Сергей Григорьевич Сизов — публицист; доктор исторических наук, профессор. ■ Опубликовано: 15 сентября 2016 года. Текст предоставлен автором. Дата поступления текста в редакцию альманаха Эссе-клуба ОМ: 11.09.2016.