Несколько лет назад в Омск приезжал знаменитый московский художник – академик, лауреат, ректор собственноручно основанного учебного заведения и прочая и прочая… Он сделал свои творческие дела (в областном музее изобразительных искусств работала тогда выставка его произведений), продал Омску портрет Фёдора Достоевского своей работы (за немалые, говорят, деньги) и отбыл обратно в столицу. Приобретённый портрет было велено повесить на самое видное место в омском Литературном музее им. Ф..М..Достоевского. Он, на мой частный и личный взгляд, – далеко не лучший образец многолетней работы этого художника над темой «Достоевский» – нечто серое и унылое, плохо вписывающее в нынешнее общее «просветлённое» художественное решение музейной экспозиции.
Впрочем, я не искусствовед, могу и ошибаться. Да и не в портрете дело. А дело в том, что в последние годы знаменитый художник Илья Глазунов стремится стать ещё писателем и историком – выпускает смущающие своей толщиной книги мемуарно-публицистического характера, где рассуждает обо всём на свете, в том числе и об истории России. Время от времени эта литературная деятельность выплёскивается и на страницы различных популярных еженедельников. Сами книги его я читать пока не решаюсь, духу подступиться к ним не хватает, да и времени. А вот кое с чем из печатавшегося в периодике знаком. И показалось мне, что путаница в красивой и породистой голове автора царит порядочная. Настроен он при этом воинственно, всё время твердит о каких-то окружающих его со всех сторон врагах и размахивает дубиной, на которой недвусмысленно обозначено: «Государственная комиссия по борьбе с фальсификацией истории». Вот недавний пример.
«Аргументы и факты» (№ 25 за 2011 г.) поместили интервью с академиком под броским названием «Где русская правда?» Я тоже не знаю, где находится эта самая русская правда, но точно могу сказать: на той газетной странице, которую широко известный еженедельник выделил своему именитому гостю, её тоже маловато.
Вот он (походя, вскользь) называет декабристов «предателями России». Предателями – ни больше, ни меньше. А ведь большинство из них были офицерами и принимали активное участие в отражении наполеоновского нашествия. Сражались и под Красным, и под Смоленском, и на Бородинском поле, а потом и под Малоярославцем, и на Березине, многие были в зарубежных антинаполеоновских победоносных походах, дошли до Парижа.
Особенно не «прокатит» причисление декабристов к «предателям России» у нас в Сибири, куда была потом сослана основная масса участников восстания – 120 человек. Не случайно Михаил Лунин сказал впоследствии: «Настоящее житейское поприще наше началось со вступлением нашим в Сибирь…». Память о себе они оставили в наших краях самую добрую. Учили детей, занимались врачеванием, принимали участие в исследовании природных богатств Сибири, играли немалую роль в развитии местной культурной жизни, позже – сотрудничали (под псевдонимами) в местных газетах и т..д. и т..п. Об этом существует немало воспоминаний.
Много лет назад по командировке издававшегося в Омске сельскохозяйственного журнала «Земля сибирская, дальневосточная» я ездил в Якутию. Кроме прочих заданий, нужно было встретиться с местным учёным-селекционером и взять у него давно заказанную статью о выращивании в Якутии, в её южной, сельскохозяйственной зоне, картофеля. Статью эту я в Омск привёз, отдал мне её учёный в самый последний день моего пребывания в Якутске, чуть ли не у трапа самолёта. В самолёте же, помню, я стал её и просматривать и на первой же странице с удивлением прочитал, что первые опыты по выращиванию картофеля в этих краях были сделаны сосланными сюда декабристами.
Но вернёмся к интервью в «Аргументах и фактах». В другом его месте (опять же вскользь) сказано «влюблённый в государя-рыцаря Николая.I Пушкин».
В «государя-рыцаря», надо полагать, влюблён прежде всего сам маститый гость столичного еженедельника. Ну что ж, любви, как известно, не прикажешь, она, как говорится, зла… Но при чём тут великий поэт? «Рыцарь» Николай, в первые же часы и дни своего царствования на всю оставшуюся жизнь напуганный восстанием на Сенатской площади, уже в 1826 году учредил печально знаменитое Третье отделение его императорского величества канцелярии (т..е. тайную политическую полицию) со специальным жандармским корпусом. Прообраз Охранного отделения, ЧК, ГПУ, НКВД и КГБ. Вся Российская империя была разделена тогда на 8 жандармских округов, и отдана в распоряжение одетых в голубые мундиры чиновников нового ведомства. Тоже рыцарей – плаща и кинжала. А они прежде всего ввели негласную перлюстрацию частной переписки.
Пушкин догадался, что его письма, посылавшиеся по государственной почте к жене, к другим родственникам, к друзьям, читают посторонние глаза. И он, выражаясь современным языком, включил дурака – стал в некоторых из этих писем ненавязчиво, как бы между прочим похваливать молодого императора – положительно отзываться о его незаурядном государственном уме, его прозорливости, его доброте и т..д. Отсюда и пошёл миф о «верноподданном» отношении Пушкина к Николаю, его «любви» к государю. История эта общеизвестна, наверняка знает её и уважаемый Мастер, но… Но ему нужно вести свою «линию» о «государе-рыцаре», почему бы не «подключить» к этому и первого поэта России?..
(В заключение хочу заметить в скобках, что восьмым, сибирским, жандармским округом командовал генерал Яков Дмитриевич Казимирский – близкий друг многих декабристов ещё со времён их пребывания в Чите и Петровском Заводе; вопреки всему он не столько «надзирал» над своими «подопечными», сколько старался помогать им – сквозь пальцы смотрел на некоторые нарушения режима, способствовал тайной переписке и т..д. Как тут не вспомнить приписываемое учителю и старшему другу Пушкина – Николаю Михайловичу Карамзину выражение, утверждающее, что в России всегда имелось спасение от дурных законов – дурное их исполнение?..)
Прошу понять меня правильно – написал всё это совсем не для того, чтоб поколебать заслуженный авторитет известного художника. В моей библиотеке есть, например, альбом «Образы Ф..М..Достоевского в иллюстрациях Ильи Глазунова» (М., 1990), в нём немало замечательных работ. А то, что он впарил вышеупомянутый портрет нашему омскому начальству, – тоже закономерно, ведь он же профессионал: не продаётся вдохновенье, но можно рукопись (в данном случае – полотно) продать…
Просто не смог я удержаться – за декабристов стало обидно. И за Александра Сергеевича Пушкина тоже.
Из цикла «Кровь событий».
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи