Название, конечно… не отличается оригинальностью. «Хроника души», душа хроника… По разному можно и всё равно верно будет. А нужна ли она – оригинальность эта, когда кроме неё ничего нет – «ни божества, ни вдохновенья…»? Лишь пустота и/или причуда самовыраженья, от которой ни жарко, ни холодно. В оригинальности и словесной эквилибристике поднаторели ныне многие стихотворцы. Но почти за каждым вычурным предложением, оборотом, головоломной метафорой чувствуются предельные мозговые усилия и ноль эмоций. Так цирковой силач, поднимая тяжести, напрягает бугры мускулов в стремлении, во что бы то ни стало, удивить публику. Но стихи – не цирковой аттракцион. Сказать просто и откровенно о том, что тебя волнует, поговорить по душам, не развлекая и не отвлекая назойливой «оригинальностью» – ведь это намного сложнее, чем составлять словесные конструкции, имеющие больше общего с набором неодушевлённых абстракций, чем с живой поэтической речью.
Несколько лет тому назад на каком-то областном фестивале самодеятельных авторов познакомились с Александром Ситчихиным. С тех пор время от времени на подобных мероприятиях пересекались. В Новоомском посёлке живёт. На этот раз в городе встретились. По делу сугубо бытовому он приехал – краску купить, чтобы забор покрасить. Ну и заодно договорились о встрече. Подарил мне свою свежую «Хронику…», я ему – «Душа моя, угомонись!» Разумова. Обменялись, так сказать, «душами». И душевным теплом, душевностью заодно. Честно говоря, с этими однокоренными словами в книге явный перебор. Но не будем строго… Ведь, несомненно, здесь что-то есть помимо удушающей задушевности. Есть ёмкие четверостишия, сильные строки, в которых, без преувеличения, – присутствует, живёт поэзия…
Боль в душе с каждым часом всё тише.
Сердцу хочется ласковых слов.
Не пришла ты сегодня, не слышно
Твоих лёгких, как ветер шагов.
Да, пожалуй, слишком традиционно, даже архаично, но чистота звучания и неподдельность интонации напоминают о «прекрасной ясности», которая не подвержена временнòй коррозии. Пусть маловато таких строк, но порой и другие – неказистые и угловатые могут быть чертами, которые свидетельствуют о «лица необщем выраженье». Как рассмотреть, расслышать? Рецептов нет. От души к душе пути неисповедимы. Возможно, в этом случае важно знать биографический факт: 35.(!) лет безвылазно работает человек в котельной. Вообще, в каком-то смысле, кочегарку можно считать неким сакральным местом, если учесть, сколько известных поэтов, писателей в 60-70-е годы прошлого века находили здесь прибежище, поскольку их творчество не вписывалось в тогдашний идеологический ландшафт, а эстетические взгляды не совпадали с официальной точкой зрения на искусство. Но для них это был всего лишь период, этап вынужденного освоения смежной профессии, который, в конце концов, завершался выходом в сам/там-издат, а для кого-то затем к довольно широкому кругу читателей, к заслуженному признанию. А если не случилось, не получилось? Если работа в кочегарке растянулась на несколько десятилетий, и пребывание здесь превратилось в пожизненное подполье? Чтобы представить всю беспросветность этого положения, одного воображения мало. Здесь необходимо хотя бы несколько смен отстоять возле гудящих топок, среди угля, мазута, сажи, чтобы своей кожей ощутить, как висящая в воздухе копоть, постепенно оседая, въедается в поры, с каждым вдохом проникает в лёгкие, как вместе с водой, текущей в трубах, утекает здесь время жизни.
Хроническая участь зека –
Вода и пар, огонь и дым…
Мазут не красит человека –
Не стал я чёрным, стал седым.
Но, несмотря на это недвусмысленное отождествление с человеком, лишённым свободы за преступление, несмотря на соответствующий антураж, не добавляющий оптимизма, всё-таки душа (Куда без неё!) стремится отыскать в этой темнице лазейку. И взгляд находит то, что даёт хоть какую-то надежду. Надежду, если не на побег, то хотя бы на глоток свободы.
Страх перед жизнью с годами пройдёт.
Тут уж грусти – не грусти…
И на «мазутке» берёза растёт.
Будто ей негде расти…
Действительно, грусть делу не поможет. Зато не исключено, что в самых, казалось бы, неподходящих местах может пробиться живой росток. Так и стихи – придут, найдут… Вот пишет человек уже лет сорок с лишним. От безысходности. И безвыходно почти. Такой эксперимент на себе длиною в жизнь. Что в результате? А так ли важен результат? Ни с кем не соревнуется – не отстаёт, не обгоняет – свою дистанцию проходит, как может. Тем более в конечном итоге, как сказал другой поэт: «…А если что и остаётся // от звуков лиры и трубы, // то вечности жерлом пожрётся // И общей не уйдёт судьбы». Печально? Да. Но жизнь, вообще, вещь печальная, если думать о неизбежной перспективе.
Вспоминается мать.
И пора мне, поверьте…
Пора умирать,
А не думать о смерти.
Невесёлые мысли. А куда от них денешься? Можно попробовать отвязаться от них традиционным способом. Тоже испытано. Но об этом совсем немного сказано. И по виду ни за что не скажешь. Лишь в разговоре подтверждающей полуфразой: да, иногда случалось – уходил… При этом никакой бравады. Наоборот – как бы смущаясь, сознавая постыдную слабость. Впечатляющий контраст с расхристанностью некоторых творческих натур, выпивающих на копейку и затем демонстративно рвущих до пупа рубаху. За таких не переживаешь. Они будут на каждом перекрёстке сладострастно упиваться своей «рюмкой водки на столе» без малейшего вреда для своего здоровья, и при этом внимательно следить за реакцией публики. За них, повторяю, не волнуешься. Страшно за тех, кто без лишнего пафоса как бы между прочим сообщает: «кто куда, а я в запой». И там – в одиночку за закрытыми дверями, как в автономном плавании, не зная, вернётся ли обратно, пытается вылечить «истомлённую душу». А каким образом должен это делать кочегар? Правильно – пить по-чёрному. И если в очередной раз повезло – вышел, вернулся, очнулся, то перед глазами вновь всё та же колея:
…Болтаюсь я между и около…
Мою шею до полу склоняют…
Огляделся с похмелья глубокого –
Как барана, стригут и гоняют.
Может показаться, что от подобного ощущения вскоре вновь потребуется «спиртного толика», чтобы замкнулся круг алкогольного омута, из которого уже не будет никакой возможности выбраться. Но даже по этим стихам, а тем более по впечатлению от личного общения – этого не происходит. Да, бывает… случается… Но, судя по всему, эти «восстановительные» сеансы чрезвычайно редки. Во-первых, работать надо. А оператор котельной, скажу я вам, профессия очень серьёзная. К тому же, из перечня жизнеобеспечивающих. Человек ненадёжный вряд ли сумел бы отработать такой длительный срок по этой специальности. Это вам не… ладно, не будем никого обижать. Все профессии важны и требуют не только определённых знаний, навыков, но и непременно трудовой дисциплины, с которой регулярное употребление алкоголя никак не сочетается.
Ну, а во-вторых… вторая (а может и первая – если по значимости) спасительная, путеводная нить, выводящая из подпольного мрака, это, конечно же, стихи. Пусть неумелые, порой наивные, иногда вызывающие улыбку своей безыскусностью: «И чувств и мыслей красота, из грязи в рай эвакуатор». Не берёмся судить насчёт эффективности этого «эвакуатора» применительно к читателю, но для автора этот механизм, без сомнения, работает. И это в данном случае – главное. Ведь более совершенного инструмента просто нет. И приобрести негде, если не был дан даром, то ни за какие деньги не купишь, никакими стараниями не приобретёшь. Да, «Язык коряв. Душа болит. // А поделиться хочется». Трезвость такой самооценки подкупает. Возможно, поэтому ко всей «Хронике…» безотчётная симпатия возникает. Человек честен сам с собой, а, значит, и перед читателем. Не пытается казаться кем-то другим, не наводит многозначительную тень на самодельный плетень. Всё, как на духу, в своей незамысловатости и откровенности.
Столько лет ходил я мимо
В полумраке, полутьме.
Но горел неугасимо
Дух поэзии во мне.
Любовь без взаимности… Может ли быть плодотворным такое чувство? Вряд ли возможен однозначный ответ. Кто-то считает, что любить намного важнее, чем быть… объектом. «Я вас любил, любовь ещё, быть может…» Но даже если подобное совершенство недостижимо, означает ли это, что безответное чувство напрасно? Что неказистость строк говорит о внутренней ущербности, о душевной косности, о «сердечной недостаточности» того, кто пытается высказаться? «Парадокс» в том, что боль остаётся болью, даже если стон не удалось облечь в отчётливую оду. Ведь молчать – ещё хуже.
Оскорбительный ветер
Выдувает добро из души.
Оскорбительный ветер нас лишает стыда.
Червячок равнодушия боль задушил.
Мы забыли о боли. Беда!!!
Более того – от невысказанности боль может только усиливаться, как от загнанной внутрь болезни. С другой стороны: «Пишут умно и сердечно… // Но отношусь я бдительно. // Ничто не вечно, // И всё относительно», – в своей бесхитростной манере констатирует автор «Хроники». Другими словами – не всё золото, что блестит. Перефразируя народную мудрость применительно к нашей теме, можно сказать: не всё поэзия, что гладко, звучно, умно или чересчур заумно. Впрочем, об этом уже сказано:
«Существуют поэзия и ремесло. Вы можете назвать его мастерством, искусством, всем чем угодно. Можно быть плохим поэтом, но настоящим. И наоборот, можно быть необычайно искусным стихотворцем и никаким поэтом».
К этой формулировке Самуила Лурье трудно что-либо добавить. Лучше вдуматься и ещё раз перечитать. А потом… Каждый волен примерять, прикидывать, со своим аршином подходить… Но, безусловно, есть в этих словах правда, которую кто-то предпочёл бы не замечать. Избыточная усложнённость, – как кем-то очень тонко подмечено, – это одно из проявлений гордыни. А что? Возможно, отсутствием именно этого малоприятного качества и привлекает содержимое «Хроники» – отсутствием неадекватных амбиций, самовлюблённости. Очень редкое качество – про себя всё понимать, а главное не бояться прямо сказать: «тьма поэтов выше классом», «Моё место на омских страницах – между строк». Тот же Ходасевич когда-то попытался, пусть и в шутливой форме», выразить свои ощущения от знакомства с подобного рода творчеством:
Хорошие стихи меня томят,
Плохие же так милы почему-то:
Они души не жалят, не язвят,
В них теплота домашнего уюта…
Шутки шутками… Но в каждой шутке есть доля… по которой угадывается целое, то есть судьба человека. За стихотворными строчками, пускай и весьма далёкими от совершенства, душу человеческую можно почувствовать, расслышать: «Порывов страстных не глуши. // Люби, пусть неумело. // Пойми – движение души // Важней движений тела». Прописи? Пускай так. Прописи, но не дидактика. Не учительство. Поскольку, прежде всего, к самому себе обращается, самого себя пытается в очередной раз «эвакуировать» из кочегарного угара, вывести из состояния, когда «Как в ёмкостях мазутных, // В душе моей темно. // И это беспокоит // Меня давным-давно». Наверно, о таких – страдающих и неприкаянных душах, о людях, не требующих к себе особого внимания, в своё время написал Николай Оцуп:
Неожиданно я полюбил
Тех, которым не место в истории,
Тех, которым отпущено сил,
Как чахоточному в санатории.
Ты не сетуй над ними, не плачь,
Ты подумай: они как растения –
Нет у них ни особых удач,
Ни дерзаний – куда уж до гения.
Их душа разучилась роптать,
Притерпелась, как добрая пленница;
Сколько лет – тридцать шесть, сорок пять?
Прибавляй – ничего не изменится.
Наконец, обрывается счёт,
Словно запись стирается клубная,
Лампы гаснут, и ночь настаёт
Бесконечная и дружелюбная.
Если «запись клубную» поменять на запись, которую делают мелом на специальной доске в кочегарке, где указывается температурный режим котлов в соответствии с погодными условиями, то в остальном всё – один в один. «По теплоцентрали листок // Уносится в захолустье. // Котельная – это исток. // Она же и устье», – круг замкнулся. Не разорвать, не вырваться. Пора возвращаться под те же прокопчённые своды, в ту же атмосферу. Впереди новый отопительный сезон. Надо готовить оборудование котельной, чтобы тепло дошло к людям. А стихи… стихи – как получится, если повезёт и котельная на какое-то время превратится в обитель трудов, от которых своей душе становится теплей.
Перед тем, как попрощаться, Александр тут же на лавочке подписал свою книгу. Руки!.. На руки обратил внимание – сухие, жилистые, с рельефной сетью тёмно-синих вен под загорелой кожей. Руки, привычные к физической работе, но в то же время изящные, с длинными крепкими пальцами. Такие кисти рук могут быть у скульптора, у гончара – у тех людей, которые имеют дело с первородной глиной. А почему бы не у кочегара? Огонь, вода – первозданные стихии. От них тепло и свет. Гефест и Прометей у истоков этой профессии.
Книга стихов Александра Ситчихина «Хроника души» (Омск, 2016)* выпущена Новоомской библиотекой (посёлок Новоомский Омского района Омской области), издание кружка «Очарованные поэзией».
Книга стихов А. Н. Ситчихина «Хроника души» (Новоомский, 2016) представлена в открытом библиографическом собрании НООБИБЛИОН (см. релиз / текст).
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
см. релиз / текст в библиофонде
начало статьи