Вместо эпиграфа и пролога
На днях открыл переводную книгу голландца с труднопроизносимой фамилией Вроейнстийн, и в глаза бросилось: «Сегодня повсюду ведётся разговор о новой болезни – болезни качества. Создаётся впечатление, что вирус этого понятия поразил весь мир – с севера до юга, с запада до востока. Или это новая религия – Качество с заглавной буквы и целой кастой священников, служащих своему богу? А может быть это просто дань новой моде: говорить о качестве?».
Что ж, поговорим о качестве, пусть это будет дань моде. Гегель, кажется, сказал, что сопротивляться моде бессмысленно.
Два цвета времени
Большую часть жизни я проработал на производстве. К тому же на урановом, основе Минсредмаша. Для тех, у кого белые кости и голубая кровь (и не только), я – чёрная кость (почти эбеновая), и кровь у меня красная, а для «зелёных» я вообще – ядовитейший гриб.
Некоторые борцы за чистоту (всё равно, чего, нравов или подъездов, ибо они «чистые» борцы) основной вред видят не во вредном производстве, а в людях, работающих на нём. И Средмаш сегодня для них мрачнее Средневековья.
Думаю, не надо проводить социологический опрос, чтобы убедиться, что большая часть населения тоже работает на производстве, не обязательно урановом, но таком же вредном для здоровья, насколько полезном для общества.
И странно мне, в связи с этим, что с каждым годом всё реже и реже появляются на белых страницах «жёлтой прессы» и на чёрных экранах голубого TV те, кого большинство в нашей стране, кто досыта кормит и без того сытое меньшинство, и не словами и обещаниями, а чёрной нефтью и чёрным хлебом, и кто, действительно, всегда – герой нашего времени.
Однако, при чём тут цвета? Все эти цвета, от радостного до ядовитого, в палитре неведомого художника – всего лишь оттенки двух основных цветов, белого и чёрного, первый из которых в себя всё вбирает, а второй всё уничтожает.
Есть цвет белый, и в него одеты ангелы. Есть чёрный цвет – им можно замарать одежды. А есть смешение чёрного и белого – это цвета ранней весны, когда всё ещё впереди, и цвета поздней осени, когда уже всё поздно, между которыми и находится наша судьба. А все остальные цвета – лишь жалкое напоминание о них, основных цветах жизни и смерти.
Зачем я это пишу? Да затем только, чтобы сказать хоть пару светлых слов о тружениках, да нанести хоть пару мазков белой краской на сплошной чёрный квадрат.
Когда мы говорим (вернее, вспоминаем) на всех уровнях, от курилок до НТВ, об экономике СССР, перед глазами встают предприятия, составлявшие некогда гордость не только Минсредмаша (потом Минатома), но и основу научно-промышленного потенциала Советского Союза.
И дело не только в том, что это были огромные предприятия с высоким научно-техническим потенциалом и высокой технологической мощью, а что на них, действительно, было размещено самое «крутое» по тем временам (в том числе, и отечественное!) оборудование и были набраны штаты таких специалистов, которые Штатам и не снились.
Именно это позволило целому ряду отраслей народного хозяйства развиваться небывало высокими, не поддающимися «западному» разумению, темпами. Собственно, в этом и заключалась некогда экономическая мощь страны.
На каждом заводе, комбинате в 40–50-х годах была создана замкнутая, закрытая от посторонних глаз, уникальная система жизнедеятельности, в которой все люди были объединены единой целью по решению научных и производственных задач. Все они были «первенцами» атомной индустрии – заводы в Электростали, Челябинске, Свердловске, Томске, Красноярске, Новосибирске, Ангарске, Усть-Каменогорске… Каждое из предприятий Минсредмаша (МСМ) могло стать визитной карточкой самой передовой технологии страны. Но для того, чтобы это было так всегда, требовался строгий контроль качества, единый для всей отрасли.
Итак, в начале было Постановление Совмина. 15 августа 1948 года организовали при начальнике Первого Главного Управления (ПГУ) Б. Л. Ванникове Контрольно-приёмочную инспекцию (КПИ) с постоянными представителями на заводах-поставщиках. Первым руководителем КПИ был назначен Д. А. Игнатьев; основным направлением деятельности была приёмка оборудования для ядерных реакторов.
На КПИ возлагался контроль на заводах-изготовителях за качеством оборудования, приборов и материалов для ПГУ, а также за соответствием их техническим условиям и договорам на поставку. Вменялись в обязанность методическое руководство по приёмке продукции и концентратов на предприятиях ПГУ, а также и сама техническая приёмка.
По сути дела, КПИ организовалась в те годы, когда слово «атомщик» ещё было в новинку, и настоящих специалистов в области атомной промышленности можно было по пальцам перечесть. Кадры приходилось подбирать из разных отраслей промышленности: металлургической, химической, машиностроительной, энергетической…
Это была нелёгкая задача, так как предприятия не хотели отпускать самых опытных и квалифицированных специалистов. А нужны были именно они. И возрастной ценз был не помехой, а скорее, благоприятным фактором, так как в работе кэпэишника прежде всего нужен опыт и умение общаться с людьми. Старый конь, как говорится, борозды не испортит.
Высшее образование для кэпэишника вещь сама собой разумеющаяся. В КПИ встретишь выпускников вузов и университетов, специалистов в области электроники и технологии машиностроения, ядерной химии и металлургии, радиотехники и теплофизики, вычислительной техники и математики.
На работу в КПИ приходят с заводов, комбинатов, из стен институтских лабораторий, с должностей начальников смен и цехов, руководителей отделов и лабораторий, начальников конструкторских и технологических бюро, главных конструкторов и главных инженеров. Не просто уходить с солидной должности, когда в твоём распоряжении большой коллектив, в новую деятельность, где можно полагаться только на самого себя, и где груз ответственности не меньше, – для этого надо иметь, помимо способностей, ещё и особый характер.
По ходу повествования мы будем именовать «кэпэишников» по-разному: сначала они были «инженерами-инспекторами», потом просто «инженерами» (районным, старшим), с 1979 года снова вернули слово «инспектор», а с 1994 года стали именовать «специалистами»; называют их ещё «представителями КПИ», «уполномоченными представителями Заказчика», сегодня они – работники ОАО «ВПО “Зарубежатомэнергострой”» («ЗАЭС») – понятно, что суть не в этом, а в том виде деятельности, которой они заняты.
По большому счёту, все они – универсалы. Приходится принимать прямое участие в разработке различных аппаратов химического производства, узлов общего машиностроения, атомных энергетических установок; непосредственно проводить прочностные, тепловые, гидравлические расчёты с газовыми и жидкими средами, расчёты вакуумных систем; иметь дело с низкими и высокими температурами; разрабатывать аппаратуру для пирометаллургических процессов, оборудование для вакуумной металлургии; заниматься отдельными вопросами чёрной, цветной металлургии, вопросами сварки нержавеющих сталей и специальных сплавов, металловедения и термической обработки металлов; разрабатывать конструкции электромагнита и вакуумной камеры для ускорителя на встречных электронно-позитронных пучках, тепловыделяющих элементов (твэлов) и тепловыделяющих сборок (ТВС) для реакторов ВВЭР-1000, РБМК-1000, БН-600; участвовать в разработке экспериментальных установок для термоядерных исследований…
Специалисту перейти с завода в КПИ – не просто сменить вид деятельности. Работа в представительстве КПИ кардинально меняет сам характер этой деятельности. Из исполнителя, ежедневно решающего различные, даже очень важные, технические вопросы, нужно стать инспектором, контролирующим результаты работы других, т. е. специалистом, который не просто знает, как надо сделать, и умеет делать это, но который в чужой работе легко находит ошибки и просчёты, пользуясь своим опытом и интуицией.
Специалист КПИ должен иметь глубокое представление по методам неразрушающего контроля и разрушающим методам, быть достаточно коммуникабельным, уметь вести себя корректно в любой ситуации, но и в то же время жёстко отстаивать принятые им решения и свою позицию, независимо от конъюнктурных условий, создавшихся на предприятии.
Статус работника КПИ всегда, а особенно в годы становления атомной промышленности и развития атомной энергетики, был весьма высок, как и у представителя военной приёмки, и давал ему достаточно прав, чтобы свободно проявить себя в работе. В отдельные годы он, правда, иногда снижался – в сущности, так отражалось дыхание эпохи.
В послевоенные годы все работали и на страх, и на совесть, и на полный износ. О режиме работы, или, как принято было говорить тогда, режиме труда и отдыха, можно судить, например, по распоряжению директора Уральского электрохимического комбината (УЭХК) А. Кизимы от 31 июля 1948 г. «Об установлении распорядка рабочего дня и рабочей недели директора и главного инженера завода № 813». С 9 утра до 23 «вечера» весь рабочий день, за вычетом двухчасового обеда, был расписан по часам.
В качестве примера, два пункта распорядка: «7. Обход цехов завода и совещания в цехах с 18 ч. до 20 ч. 8. Технические совещания с 20 ч. до 23 ч.». Разумеется, у работников рангом-двумя поменьше, график был не такой жёсткий, но поскольку районный инженер КПИ по статусу приравнивался к директору завода, ему тоже приходилось отдавать работе всё своё время. Ну, а отдыху – 24 часа минус это всё [Е. Т. Артёмов, А. Э. Бедель. «Укрощение урана», Екатеринбург, изд-во ООО «СВ-96», 1999].
По тем временам (1948 год) работники КПИ имели не только очень большие права, но и весьма приличную зарплату. Так, представитель КПИ получал на уровне директора завода. Естественно, что ответственность за качество, комплектность и полное соответствие продукции установленным требованиям он нёс также наравне с директором.
Но даже подобные распоряжения не очерчивали временных рамок и границ служебных обязанностей представителя КПИ на заводе. Работа не сводилась только к приёмке предъявленных изделий. Приходилось «надзирать», то есть быть бдительным 24 часа в сутки, поскольку на ряде предприятий производство велось круглосуточно.
Ядерные технологии, а особенно контроль, требовали не только особых знаний и квалификации, но и особого социального статуса работников в части оплаты труда и социальной защиты. Эти условия были созданы на большинстве предприятий атомной промышленности, и все специалисты КПИ, прикреплённые к этим заводам, естественно, ими пользовались в полной мере.
Тогда, в конце сороковых, единственным культурным центром зачастую был кинотеатр или просто киноплощадка на железнодорожной станции. Была проблема «достать» необходимую аппаратуру для демонстрации фильмов. Широкоплёночные стационарные кинопроекционные аппараты, комплекты усилительной аппаратуры, динамические громкоговорители – всё это часто приходилось «выбивать» директору завода из ПГУ.
Но дело шло: завозили оборудование, запускали производство, в городках и посёлках строили жилые дома, открывались клубы, библиотеки, танцплощадки, создавались кружки художественной самодеятельности, лекторские группы, на которые практически не оставалось свободного времени, и куда вырывались, как на праздник.
И в этих цехах, в этих домах, в этих клубах можно было встретить и кэпэишников. Они жили, как все, и, как все, отдавали все силы новой, никому неведомой отрасли промышленности. Всё это было, было, было…
Кто над нами
Одну из стен московского кабинета директора КПИ украшает восточный рисунок, подаренный ему китайцами, ещё до атипичной пневмонии. Гости, кто подчёркнуто, а кто и искренне любуются картинкой, полагая, что это что-то очень национально китайское, причём древнее, чуть ли не со времён Конфуция. «Чтоб тебе жить в эпоху перемен!» – перевёл один знаток древнекитайского. Действительно, это иероглифическая запись. В переводе с китайского – «Никитенко».
В этом, кстати, невольно проявляется философический взгляд директора на жизнь вообще, и на наше место в нём, в частности. «Для непосвящённых – в этой картинке нечто сакральное, а для посвящённых – всё ясно: это я. И сразу всё в мире становится на свои места».
Твёрдый характер, недюжинная работоспособность, проницательность и знание скрытых механизмов внутри Министерства и на зарубежном рынке сочетаются в нём с завидным чувством юмора. Способность директора метким словом, шуткой, к месту рассказанным анекдотом разрядить обстановку скрашивает напряжённую атмосферу будней и в особенности деловых встреч и всевозможных производственных совещаний, на которых иногда скисают не только мозги, а даже вода в бутылках.
Подчинённые не боятся задать ему острый вопрос. Открытость – начинается с доброжелательной улыбки, анекдота, истории, расспросов посетителя обо всём, и не только о работе. После каждой беседы с директором, даже если перекинулись всего парой фраз, совсем не по шуточному «чертовски хочется работать».
Владимир Ильич по сию пору сохранил юношеский задор, да и сил ему не занимать. В юности он увлечённо занимался спортом. На командных соревнованиях часто выступаешь в тех видах, которыми никогда не занимался. Как-то попал в шестивёсельный ялик, пришлось подменить заболевшего гребца – парень он был здоровый, резкий, сильный. С непривычки было очень тяжело. Но когда греб, забыл обо всём. Психология команды – особая психология. Там есть всеподавляющее «надо!». Нагрузка такая, что прикоснись к руке – кровь брызнет от натуги. К финишу едва не потерял сознание. Но не подвёл ни себя, ни команду. На берегу тошнило, рвало, потом неделю приходил в себя. Зато на всю жизнь усвоил: в команде (если подбираешь себе команду) главное – общая для всех цель, потом – победа, а для этого надо каждому работать вот так, до потери сознания, но не ума.
Выпускник Ростовского-на-Дону института железнодорожного транспорта, по специальности инженер-энергетик, В. И. Никитенко в 1957 году был направлен в Ангарск на электролизный химический комбинат по обогащению урана. Проработал там 20 лет, сначала начальником смены цеха одного из заводов, затем начальником участка, заместителем главного механика, начальником цеха ревизии продукции.
Во всех характеристиках, необходимом атрибуте карьеры, отмечался, как трудолюбивый, грамотный инженер, имеющий большие способности к рационализаторству и изобретательству. Сегодня к этим записям можно добавить правительственные награды, медали, Орден Трудового Красного Знамени, звание «Заслуженный энергетик России».
«С этим званием произошла вообще умора, – смеётся он. — В представлении на имя Президента Российской Федерации Б. Н. Ельцина за подписью Министра Минатома Е. О. Адамова, дело было в 98 году, чёрным по белому было написано, что я имею “большие способности к рационализаторству и изобретательности”. Изобретательность, и впрямь, в жизни важнее рационализаторства».
В 1977 году его перевели в КПИ и назначили ведущим инженером 4-го Главного управления Минсредмаша. В 1979 году В. И. Никитенко стал начальником отдела этой инспекции, а после реорганизации заместителем начальника Управления по надзору за ядерной и технической безопасностью. За 25 лет под руководством В. И. Никитенко КПИ превратилась в один из элементов системы обеспечения безопасности АЭС.
С первых же шагов своей деятельности в КПИ он поставил себе цель – создать Систему, которая стала бы надёжным барьером на пути некачественной продукции. Едва начав работу, он тут же предложил разработать «Специальные условия поставки оборудования, приборов, материалов и изделий для объектов атомной энергетики». Этот документ в достаточно сжатые сроки был с его участием разработан и утверждён.
Сохранился рабочий журнал В. И. Никитенко за 28.09.79-12.01.80 г.г., «Вопросы по представительствам», что позволит реконструировать, в первом приближении, круг вопросов и решаемые проблемы в эти наугад вырванные три с половиной месяца.
Едва став начальником КПИ, В. И. Никитенко при первом же обследовании ленинградских заводов (Кировский, Ижорский, «Красная Заря», «Большевик», «Знамя Труда»), а также ряда предприятий в других городах столкнулся с тем, что на них не хватает специалистов КПИ, как минимум, в два раза, из-за чего у них чересчур напряжённый график работы, много вызовов в выходные дни и во вторую смену; были случаи отправки потребителю оборудования, не принятого КПИ (завод «Красная Заря»); на рабочих местах нет «Журналов замечаний», в связи с чем специалисты КПИ вынуждены писать свои замечания в «Предъявительских записках», что затрудняет принятие корректирующих мероприятий; на Дни качества не приглашают КПИ; некоторая КД (конструкторская документация. — Примеч. ред.) не согласовывается с КПИ; на сварочных материалах (вечное замечание!) при хранении отсутствуют этикетки, сертификаты, даты прокалки; бухты проволоки разбросаны, не идентифицированы; нет чётких взаимоотношений с техникой безопасности (ТБ), котлонадзором; нет отдельных (Калининского, Горьковского) представительств, со штатами и районными инженерами КПИ; не согласованы и не утверждены некоторые «Объёмы контроля», нет «Планов инспекторского контроля» (Свердловск); не налажена обратная связь с эксплуатационниками и отсутствует отзыв о работе оборудования; к производственникам, ОТК очень много замечаний, и число их не уменьшается со временем; не удовлетворительно проводится входной контроль.
А куда деться от житейских и социальных вопросов, неизбежно перемежаемых техническими? Эти записи можно встретить на любой странице: как получать путёвки для сотрудников КПИ; как оформлять отгулы за свехурочную работу; почему неравномерен по кварталам возврат деталей роторов; срочно организовать техучёбу в ЦИПК'е (Центральный институт повышения квалификации); Зверев (начальник главка): «Если плохо работает оборудование – плохо работает КПИ. Экспорт – большая политика. Западные немцы из любой мухи раздуют слона»; не хватает печатных машинок; очень мало информации в общем и с мест.
Всё это пишется иногда поперёк листа, обводится красным карандашом, акцентируется восклицательным или вопросительным знаком. Тут же расписаны варианты решений, сроки, ответственные по каждому вопросу. Телефоны, адреса, привычки специалистов, выписки из ГОСТ, ТУ, всевозможные шкалы сульфидных, карбидных и прочих включений, порядки расчёта, техтребования, схемы, приведены проекты либо намётки будущих документов КПИ, новые формы отчётов, объёмов контроля, перечни документации по сварке, выписки из сообщений представительств с краткими резолюциями: «Неверно», «Ещё уточнить», замечания и решения всех совещаний представителей и районных инженеров КПИ.
Число заметок, пометок, записей сгущается день ото дня пропорционально увеличению числа приёмок оборудования, идущего на экспорт.
Именно в это время сложилась критическая ситуация. Надо было срочно заняться и реорганизацией КПИ, и обновлением кадрового состава, и созданием более действенной системы контроля и взаимодействия со всеми организациями и предприятиями.
В считанные месяцы была проделана огромная работа: доукомплектованы штаты нескольких представительств; организована группа КПИ в Горьком. Работа пошла. Если на 3 июля 1979 года по 11 представительствам было 16 вакансий, то уже к 8 августа их осталось 12, а ещё через месяц только 6.
Директор всегда на виду. Он постоянно под наблюдением, и не только «своих», но и многих «чужих», перечень фамилий и телефонов которых занимает у него не одну записную книжку. И все наблюдают: не остановился ли он? Что предложит новенького? Не забыл ли о стареньком? И каждый день он самим своим видом отвечает: нет, не остановился, не забыл, новенького – сейчас покажу! А как там с моим заданием? И т. д. и т. п.
Директор тратит очень много времени, обсуждая запросы и претензии потребителя, предложения поставщиков, своих сотрудников, так как все они влияют на организацию прежде всего через него.
Окружающие могут по-разному относиться к нему и по-разному воспринимать его. Одного ни у кого не замечалось – скепсиса. Директор обладает потрясающим умением убеждать, склонять, увлекать. Когда-то (больше не с кем сравнить) дон Жуан мог парой фраз зажечь и простушку, и самую искушённую матрону. Что он говорит, то и делает, то и требует, то и контролирует. И всё бьёт в одну точку – так, чтобы силы ни у кого понапрасну не расходовались и каждый работал с наибольшей отдачей. А от такого поведения сомнения в правильности поведения не возникают ни у кого и никогда.
— Самые умные уехали на запад либо воровали. Остались те, у которых не хватило ума воровать и убежать на запад. Мы можем только служить Богу, царю и Отечеству, и воздастся нам, и воздаётся только за эту службу. В КПИ идут не за милостыней, в КПИ идут с высокой миссией – пропустить в жизнь только здоровую продукцию, которая будет надёжна и на месте. С дефектами – не пройдёт!
…В нормальной жизни без ошибок работать нельзя. Это все прекрасно понимают, и на заводах, и на станциях, и мы в дирекции, и в представительствах на местах. Из ошибок, собственно, и состоит вся деятельность. Это даже не парадокс. Это закономерность. И в них, вернее, в их поиске, их прогнозировании и заключается наша главная работа. Мы должны находить чужие ошибки, делая при этом как можно меньше собственных.
— А кто наши будет находить? – звучит вопрос.
— А наши, – улыбается он, – видно, уже там, провидение. Мы наместники Бога по качеству, если угодно.
— Не Министерства?
— Кому как нравится.
Это отрывки из речи директора – как бы вы думали, где? В своём кабинете, куда пришли поздравить его сотрудники с Днём рождения в 2002 году. И он весь в этой речи, ни убавить ни прибавить.
О перспективах АЭС
Немного прервёмся и посмотрим на проблему чуть шире, поскольку существование КПИ можно рассматривать только в контексте существования атомной энергетики.
До Чернобыльской катастрофы атомная энергетика бурно развивалась во всём мире. Чернобыльская трагедия серьёзно уменьшила темпы строительства АЭС. Во многих странах у общественности появился страх, недоверие к ядерной энергетике. В последние годы положение, в этом смысле, несколько улучшилось. Теперь разрабатываются реакторы нового поколения, в которых не могут возникать аварийные ситуации с запредельными режимами ядерных реакций.
Сегодня не только специалисты в области ядерной энергетики, но и всё более широкие слои населения, и даже сами экологи приходят к выводу, что человечеству уже не обойтись без энергии атома. А использование альтернативных источников энергии (солнце, вода, термальные воды, морские приливы), к сожалению, не сможет решить проблему производства электроэнергии в масштабах, необходимых человечеству. Весьма символично, что председатель Комитета по экологии Государственной Думы, член-корреспондент Российской академии наук В. Грачёв вполне определённо заявил: «…Если мы позволим ликвидировать в стране полный ядерный цикл, то мы ликвидируем Россию» [Вестник концерна «Росэнергоатом» № 6(30), 2002].
Да и что значит, «запретить» развитие атомной энергетики? Как кто-то остроумно заметил, это всё равно, что запретить огонь – ведь от пожаров гибнет больше людей и наносится несравнимо больший материальный ущерб, чем от всех других стихий, вместе взятых (исключая войну). Ведь – классический пример, после гибели «Титаника» не запретили кораблестроение.
Россия, естественно, тоже не может оставаться в стороне от технического прогресса. У неё был спринтерский старт, но за минувшее десятилетие она отстала от передовых стран мира в области развития атомной энергетики по всем параметрам. Сегодня у нас действуют 9 атомных станций, в составе которых работают 29 энергоблоков суммарной установленной мощностью около 20000 МВт (мегаватт). Доля АЭС в выработке электроэнергии составила в 2001 году 15%.
Из-за сопряжённого с риском процесса получения электроэнергии на АЭС, современная ядерная энергетика вынуждена реализовать принцип максимальной безопасности. Являясь основой промышленного производства, она, с одной стороны, постоянно усиливает требования к безопасности и, с другой, расширяет сферу использования ядерной энергии. Всё это влечёт за собой не только строительство новых АЭС, но и организацию новых производств, на которых уже не обойтись без КПИ.
Печальный опыт Чернобыля показал, что строительство и эксплуатация атомных станций сегодня немыслима без квалифицированного персонала и без современной технической базы, когда изменения технологических процессов, выражаемые в секундах, можно доверить лишь автоматическим системам. И он заставил серьёзно задуматься изготовителей и эксплуатационников о цене любой недоделки, небрежности, нарушения регламента и сокращения программ испытаний, о цене казалось бы элементарного нарушения технологических условий.
Все предприятия и организации вынуждены были, в том числе и под давлением ГАН РФ* и КПИ, там где она принимала продукцию, от экономических и технических показателей работы станций и заводов переходить к критериям безопасности, что полностью соответствует также и требованиям МАГАТЭ**.
Если раньше операторы на АЭС наказывались за остановку блока нажатием кнопки аварийной защиты (АЗ), а рабочие на твэльных заводах и АЭС – за дефект, случайно нанесённый ими на твэл или ТВС при транспортных операциях, то уже в последние 10-15 лет действия персонала, предупреждающие развитие нежелательных действий, лишь приветствуются и даже поощряются.
Повышение безопасности действующих атомных станциях проводится путём реконструкции на них автоматизированных систем управления производственными процессами (АСУТП) АЭС, разработке на заводах Систем качества (СК), с учётом требований международных стандартов ИСО и требований МАГАТЭ, а также повышением ответственности и квалификации специалистов, как заводов-изготовителей, так и ОТК. КПИ в этой системе волею обстоятельств поставлена на острие бдительности и ответственности.
За последние годы произошло существенное снижение объёмов производства атомного машино- и приборостроения, пришли в упадок структуры, которые обеспечивали качество оборудования для атомной энергетики. Причины этому очевидны: отсутствие заказов, неудачное освоение новых форм хозяйствования, изменение функций министерств, в результате чего главки потеряли право вмешиваться в хозяйственную деятельность предприятий, что привело к утрате контроля работы предприятий по качеству и отсутствию систем менеджмента качества на заводах-изготовителях, отвечающих современным требованиям. Предприятиям же для постоянного улучшения качества их продукции нужны были деньги, и деньги не малые. Получился замкнутый круг: продукцию низкого качества не продать, так как она неконкурентоспособна, а неконкурентоспособна она потому, что нет гарантий, что она обладает подлинно высоким качеством.
География представительств КПИ
К сожалению, в рамках очерка невозможно охватить деятельность всех представительств и, тем более, всех специалистов, работавших в Контрольно-приёмочной инспекции в течение более полувековой истории её существования. Тем не менее, как в капле виден мир, так и в деятельности любого коллектива, любого специалиста видна вся история КПИ, проблемы, с которыми она сталкивается, и способы их разрешения.
Численный состав КПИ всегда был крайне ограниченным: 100-200 специалистов на десятках предприятий, разбросанных по всей стране – это крайне мало, сравнимо разве что с «глазами и ушами» комдивов во время войны – разведчиками, чья основная задача – знать всё, что делает противник.
Понятно, производственники и кэпэишники – не противники, но и на большую взаимную дружбу им рассчитывать особо не приходится, по понятным причинам. Только повышением своего профессионального уровня и большим напряжением сил трём-пяти, от силы десяти специалистам удаётся выполнять главную задачу — гарантировать поставку на АЭС надёжной продукции, обеспечивающей эффективную и безотказную работу.
В настоящее время КПИ представлена центральным аппаратом в г. Москве и филиалами в 23 городах России: Рыбинске, Новоуральске, Новосибирске, Саранске, Екатеринбурге, Владимире, Ангарске, Нововоронеже, Каменск-Уральском, Коврове, Санкт-Петербурге, Димитровграде, Москве, Электростали, Зеленогорске, Озёрске, Челябинске, Красноярске, Глазове, Верхней Салде, Пензе, Орле, Белгороде.
Самыми крупными из них в разные годы были, а некоторые остаются и по сегодня – Электростальское, Новосибирское, Волгодонское, Ленинградское (ныне Санкт-Петербургское), Московское, Свердловское (Екатеринбургское).
В годы интенсивного развития атомной промышленности, строительства АЭС и заводов по изготовлению оборудования для них число филиалов КПИ достигало 31, в годы «отката» их число сокращалось до 14. Много представительств было закрыто в связи с закрытием заводов или прекращением выпуска продукции для нужд атомной отрасли: Алексинское представительство на Арматурном заводе, Барнаульское на Котельном заводе, Горьковское на Автозаводе ПНО, Казанское на заводе «Теплоприбор», Обнинское на заводе «Сигнал», Таганрогское на заводе «Красный котельщик», Чеховское на Венюкеевском арматурном заводе, Череповецкое на заводе «Металлоконструкции», Волгодонское на заводе Атоммаш, на целом ряде «почтовых ящиков» в Нарве, Подольске, Протвино…
Несколько лет работали отдельные представители КПИ в Старой Руссе, Серпухове, Жданове. После распада СССР были закрыты Сумское и Таллинское представительства. Усть-Каменогорское в Казахстане стало Ульбинским. С ним и по сию пору поддерживается связь, и на уровне межправительственных соглашений достигнута договорённость о том, что Ульбинское представительство методически подчиняется КПИ Минатома России, что несомненно говорит об огромном авторитете КПИ не только в нашей стране.
Надзор за полярным краном
Часто новые представительства организовываются не по плану, а по необходимости.
До 1999 года я знал кое-что про Полярную звезду (небесное светило и альманах Герцена-Огарёва), про полярную ночь и полярное сияние, но, признаться, никогда не слышал о полярных кранах для атомных станций, хотя на этих станциях бывал десятки раз. (Полярный кран – это обычный электромостовой кран, но передвигающийся не по рельсам вдоль противоположных стен реакторного корпуса, а вращающийся по круговому рельсу над шахтой ядерного реактора.)
По роду службы, и в лаборатории надёжности, и уже в КПИ, из вопросов, связанных с обращением и эксплуатацией топлива на станциях, меня интересовало, прежде всего, хранение ТВС на узле свежего топлива, транспортировка, загрузка, режимы эксплуатации, причины сбросов стержней СУЗ (системы управления защиты), приводящие к нежелательным термокачкам твэлов в ТВС, картограммы с распределением полей температур и энерговыделений, данные КГО, журналы с химсоставом теплоносителя и многое другое. Кранами я интересовался постольку, поскольку они были предназначены для совершения транспортно-технологических операций, из которых для меня существенными были их скорость да точность выхода на координату в плане реактора, чтобы ТВС опускалась или поднималась плавно, без рывков, без перекоса и затирания.
И вот в конце 99-го года из дирекции пришла команда готовиться к организации филиала Новосибирского представительства в Красноярске на заводе Сибтяжмаш (СЗТМ), некогда флагмане советского тяжёлого машиностроения. Две китайские корпорации и ЗАО Атомстройэкспорт (АСЭ) 29 декабря 1997 года заключили генеральный контракт о поставке изделий для Тяньваньской АЭС, строящейся на морском побережье у горы Юньтай в районе города Ляньюньган, провинции Цзянсу, Китайской Народной Республики. КПИ стала уполномоченной организацией ЗАО АСЭ, от имени которой она вела надзор за изготовлением оборудования и осуществляла его приёмку. Заводом-изготовителем грузоподъёмного оборудования был выбран СЗТМ. Ближе всех к Красноярску оказалась наше представительство, и нам суждено было прорубать окно на восток.
Перед поездкой мы познакомились с историей СЗТМ и его производственными возможностями. Это был гигант, известный не только у нас в стране, но и во всём мире, как одно из ведущих предприятий отрасли тяжёлого машиностроения, обеспечивающее заводы чёрной и цветной металлургии, атомные, гидро- и тепловые электростанции, угольные разрезы и другие предприятия тяжёлой индустрии высокопроизводительными электромостовыми кранами различной грузоподъёмности, перегружателями, магистральными и забойными конвейерами и другой современной техникой. Основные технические параметры кранов, выпускаемых Сибтяжмашем не только не уступали образцам зарубежных фирм, но и во многом превосходили их. Во всяком случае, заводское оборудование охотно покупали многие страны Азии, Южной Америки, Европы.
Трудно умолчать о наших впечатлениях от первой встречи с заводом. Сегодня, спустя четыре года, СЗТМ снова на подъёме. Основные технические параметры кранов не уступают образцам зарубежных фирм. Конкурентоспособность продукции на внешнем рынке доказывают уже исполняемые на сегодняшний день контракты с предприятиями таких стран, как Индия, Болгария, Китай, Алжир, Египет. Причём завод может изготовить для потребителя по индивидуальному заказу с учётом специфики его производства практически любую подъёмно-транспортную технику и предоставить запасные части к ней.
Сегодня «Сибтяжмаш», как и двадцать лет назад, осуществляет полный цикл кранового производства, начиная со стадии согласования технического задания, проектирования, подготовки производства и до отгрузки готовой продукции. При необходимости производятся шеф-монтажные работы у заказчика. Штатная численность персонала – 4131 чел. И работает практически столько же.
Но всего три-четыре года тому завод был, увы, на грани банкротства. Не было ни Министерства тяжёлой промышленности, ни Главка, никого другого, заинтересованного в жизнедеятельности этого предприятия. Спасли Сибтяжмаш его доброе имя, известное далеко за пределами Красноярска, интерес, вследствие этого, к нему инозаказчиков, да собственные усилия.
За четверть века я привык к внешнему облику заводов и комбинатов Минсредмаша, построенных в сороковые-пятидесятые годы на века, а в семидесятые – до полной победы коммунизма, привык к двух- трёхэтажным гостиницам закрытых городков с телевизором в холле и скрипучими дверцами шкафов, либо трёхкомнатным квартирам на первом этаже в посёлках строящихся АЭС, на кухнях которых были холодильник, пара кастрюль и чёрная громадная сковорода.
Примерно то же ожидал увидеть и в Красноярске.
Однако нас устроили не в заводской гостинице (потом я бывал в ней, и она не обманула моих ожиданий), а в одноместных номерах гостиницы «Красноярск», где есть горячая вода, а по утрам в буфете фуршет. Первые впечатления вдохновляли, но когда мы оказались на заводе, нас охватило уныние. Мы поделились друг с другом своими соображениями, совпавшими до слова: «Да ну, ничего у них не получится!».
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи