От Редакции
Новый журнал на семнадцатом году эмиграции. В то время, когда столько голосов поют ей отходную, когда, и в самом деле, материальные и моральные условия её существования чрезвычайно ухудшились, она находит силы и средства выпускать новый большой журнал. Не свидетельствует ли это о её жизненности? Мы ещё не собираемся умирать и не складываем оружия. И прежде всего, не отказываемся от нашего первого долга: служения русскому слову, придушенному на родине, и только здесь – в рассеянии всех пяти частей света – обретшему насущный для нас воздух свободы.
Если рождение нового журнала не нуждается в оправдании, то разъяснения требует одно обстоятельство. Как видит читатель, состав редакции «Русских Записок» целиком совпадает с редакцией их старейшего собрата – «Современных Записок». Не является ли новое издание излишним удвоением существующего?
Объяснением служит пометка – «Париж - Шанхай». Если редакция «Русских Записок» находится в Париже, то почин и средства нового предприятия исходят от Шанхайской группы русских эмигрантов, и это накладывает на журнал особый отпечаток.
Одной из невралгических точек нашей эмигрантской литературы была известная рознь между её столицей – Парижем – и другими центрами русского рассеяния. «Провинция» обвиняет Париж в невнимании к её жизни, в оттеснении её молодых сил, – наконец, в специфически-французской окраске парижского творчества. Гегемония Парижа естественна. Этот город продолжает стягивать к себе виднейшие силы эмиграции. Да и нет другого города в мире, который мог бы оспаривать у Парижа его позицию мирового центра. Тем не менее, oбвинeния отчасти справедливы. В Париже мы дышем чересчур европейским и даже чересчур французским воздухом – в ту эпоху, когда история творится на всех континентах, и Европа перестала исчерпывать даже политическую энергию мира.
Шанхайская группа предложила нам своё сотрудничество под условием внимания к Дальнему Востоку и освещения его проблем. Тем самым в состав парижских работников вливаются свежие силы. Мы приветствуем это обновление и рассматриваем его лишь как первый шаг. Не один Китай, но и другие центры эмиграции – должны найти свой дом на страницах наших журналов. В этом отношении «Русские Записки» уже предприняли необходимые шаги. Первый номер журнала не отражает достаточно этой существенной стороны его жизни. В дальнейшем, мы надеемся, число сотрудников и тем «провинциального» – лучше было бы сказать, планетарного – круга будет всё возрастать.
Относительно направления нового журнала мы можем не быть многословными. Преемство традиций старой редакции указывает наш путь.
В художественной литературе мы чужды всякого направленства. Старые и молодые течения в поэзии и прозе для нас равно приемлемы. Мы руководствуемся в оценке не требованиями старого или нового стиля, а исключительно художественными достоинствами.
В общественном отделе мы отказываемся от партийности. Мы не защищаем здесь какой-либо одной определённой программы, однако хотим сохранить единство некоторых основных линий, верность вечным «заветам», при полной свободе исканий в их реализации. Эти вечные «заветы» русской интеллигенции – конечно, служение свободе и правде. Свобода и правда – в её социальном выражении – допускают различные понимания. Но одушевлявшая их идея – свободной человеческой личности и свободно-солидарного общественного союза – остаются непререкаемыми. Их торжественное утверждение в наши дни, когда эти начала на каждом шагу попираются, становится непременным долгом. Обоснование этих начал может быть различно. Мы допускаем в нашем журнале, и чисто гуманистическую, и религиозную защиту свободы и правды. Ясно также, что нельзя ничего хранить, не развивая; что голая верность без творческого раскрытия – плохая служба заветам. Поэтому мы с величайшим вниманием вглядываемся в опыты новых социальных форм и отношений, которые творятся в мире и стремимся посильно участвовать в этой работе.
Менее всего мы хотели бы замкнуться в среде и интересах эмиграции. Наши взоры направлены на мир и Россию. России мы хотим отдать все наши силы и всю нашу верность. Её хотим оградить и защитить от всех внешних враждебных ей сил, и прежде всего, работать для познания России – живой, непрерывно меняющейся, ускользающей от сторонних глаз под густым покровом официальной лжи, её скрывающей. В нашем отношении к событиям и лицам на родине мы хотим избегать огульных оценок и суждений. Необычайно сложна русская жизнь; противоположны силы, действующие в ней и творящие её будущее. Мы приветствуем всё положительное, доброе, творческое, что доходит до нас из России. Но мы непримиримы к насилию и лжи, по-прежнему, на двадцатый год революции, пронизывающим всю русскую жизнь. Мы с русским народом, страдающим под гнётом аракчеевского коммунизма, мы с русской интеллигенцией – старой и новой, которая мужественно работает над строительством русской культуры. Но палачи России найдут в нас самых решительных врагов. Наша последняя воля и наша надежда – в меру сил и возможностей, послужить издалека делу освобождения нашей родины.
Париж.
Июнь 1937.
|