Мощными, каменистыми пёстрыми грядами раскинулись громады гор. Тесня одна другую, они раздвинулись в бесконечную ширь и даль, теряясь в голубой воздушной пыли.
Крутые скаты их глубоко прорезаны ущельями. Всюду нависли хмурые скалы, готовые обрушиться обвалами над тёмными зияющими безднами. За ними уступами к облакам высятся исполинские гребни утёсов. А дальше и выше, над голубою гранью неба, в прозрачной синеве, как рать сказочных богатырей, стоят великаны – цари гор; кругом раскинувши свои шатры, гордо подняли они свои снежные вершины и сияют ими в высоте. На громадных шлемах их, как драгоценные камни, рубины-изумруды, блестят ледники. Они окаймлены вокруг узором причудливых скал и мощными пластами снега.
Всё вокруг первобытно, грандиозно и величаво; могучим кольцом раскинулись и ушли в беспредельную даль горы. Мягкие линии сдвинулись одна за другую, смешались в лабиринте очертаний и замкнулись в неуловимой дали воздушной лазури…
Какой везде простор и какая мощь!..
Это ты, заколдованный, угрюмый, царственный Алтай!..
Это ты окутался туманами, которые, как мысли, бегут с твоего могучего чела в неведомые страны…
Это ты, богатырь, дремлешь веками, сдвинув свои морщинистые брови, и думаешь свои заветные добрые думы…
И вот среди этого могучего заколдованного царства, среди величественной природы, среди громад голубых гор, среди дремучих, тёмных лесов, по нежным, благоухающим цветами долинам, по золотому дну Алтая, течёт изумрудная река красавица-Катунь. Глубоко врезалась она в самое сердце Алтая и между ущелий извилась голубою лентой. Бурная, неугомонная, крепко прижалась она к груди великана и стремительно, с шумом течёт вперёд… И нет, кажется, никакой силы, могущей остановить её течение, нет преград её стремлению и могучему бегу…
Осень. В горах Алтая стоит тёплая, прекрасная погода.
Вся природа переоделась в лучшие наряды. Лиственницы и берёзы покрылись золотом, стоят красуются и переливаются на сотни тонов под тёплыми лучами солнца. Небо лазурное, глубокое, чистое. Воздух нежный, прозрачный. Всюду разлилась гармония мягких нежных красок. Это – волшебный праздник золотой осени. Это – последняя песнь жаркого уходящего лета. Это – прощальный поцелуй природы до будущей весны…
Величаво, с сознанием своей силы и благородства, шествует между праздничных берегов Лучезарная Катунь. Она уже не шумит теперь так бурно, как весною, но элегически спокойно катит свои бирюзовые волны.
Тихо всплёскивает о прибрежные камни, о холодные грани молчаливых утёсов. Нежась, отдыхает она от своего стремительного бега, и как будто, вперёд, для будущей весны, бережёт свои буйные силы…
Спокойно, хорошо и мирно вокруг.
Чувствуется, что в природе зреют какие-то великие чары. Свободно дышит грудь, и душа в восторге рвётся куда-то на недостижимые высоты, к другому бытию, в другой мир, в царство мысли и грёз, к неведомому, желанному счастью…
Давно улетели перелётные гости-дачники, оставив о себе пёстрые воспоминания. Остались одни мирные поселяне-алтайцы, которые спешат убрать на полях свои маленькие, узкие полоски ячменя. Изредка не торопясь проедут карнизом реки по бому[1] охотники, покуривая свои трубочки. Или алтайка в чегедеке[2], позвякивая украшениями длинных кос и нарядом седла, „пробежит“ верхом на пегой лошадке. И опять всё тихо. Опять шёпот природы, опять зыблются волны нежных красок. Опять песни Катуни, полные чар и ласки. Опять мечта и полёт духа. Легко и свободно дышит грудь, ничто мрачное не тревожит душу.
Перед взором, в вечном движении, кипит благородная волна – дышит, живёт горная река. Ярче, живописнее отражаются берега в блеске её зыбучих затонов. Как очарованный, стоишь под крылом волшебной природы и в восторге хочется крикнуть кому-то… Людям ли, живущим в далёких, пыльных, душных городах; рабам ли будничного шума, мелких забот, погрязшим в сутолоке повседневной жизни, или ещё кому-то: «Оставьте всё и хоть на крыльях вашей мысли перенеситесь в эту долину. Взгляните на девственную чистоту Алтая, на его красавицу, волшебную Катунь, этот символ вечной жизни, неустанного стремления вперёд… В её волне вы ощутите биение жизни и почувствуете, что дух Вселенной бодрствует в ней от создания мира…»
Вот она, бурливая, страстная, переливается изумрудною струёй, плещет и играет цветами радуги. Вся она полна волшебной силы, вся – движение и жизнь. Столпились к берегам её пахучие сосны и протягивают к ней кудрявые ветви. А с высоты скалы и горы смотрятся в её кристальные воды. Она есть счастие и украшение Алтая. Её боготворит кочевник, слагает в честь ея песни и повязывает ей яламу*1… И бурная Катунь, как бы чувствуя всё это, шумно спешит с победною славой вперёд. На пути она шлёт своё „прости“ прибрежным горам и всему Алтаю. Слышатся её томительные вздохи: уносясь в глубь синих дымчатых гор, они замирают в сердце великана.
День движется к концу, наступает вечер. Как по мановению волшебной руки, по горам ползут лёгкие сизые тени. Под лучами заходящего солнца в прозрачной дымке утопают дали, и в золотом воздухе блестят далёкие белки́[3]. Сгущаются краски и меняются картины. Баюкая волну, вперёд и вперёд спешит Катунь.
Сумерки. Тихо спустилась ночь и развернула свои тёмные мягкие крылья, окутала, одела Алтай в таинственную мглу. Ярко загораются вверху молчаливые звёзды, хором собираются они и льют серебристый свет на спящую землю.
Сомкнулись гиганты-горы и застыли в ночной тиши. Притихли водопады, не блестят озера, не шумят стройные высокие кедры. Опоясавшись полосами корума*2, дремлет тайга*3. Ночь навевает чудные сказки и грёзы… При слабом свете потухающего костра в дымной юрте спит алтаец. Грезятся ему сны. Встают пред ним старые мирные годы. Цветёт, благоденствует могучий родной край. Воскресают предания глубокой, седой старины в былинах, сказаниях о богатырях; слышатся песни, звенят бубны, возносятся священные жертвы творцу Алтая Ульгеню*4. Благоденствие людей охраняют Яик*5, Курмуш*6 и горные духи от тёмного, злого Эрлика – царя преисподней. И жизнь на Алтае течёт мирная, свободная. Нет ядовитой зависти, простой народ живёт по-братски. Быстро летят годы. Картина жизни меняется. Являются новые люди, свирепствуют зависть, обман, вражда, притеснение. Беспощадно вырубаются и горят душистые леса – приют благородных маралов. Расхищается, опустошается его кормилец Алтай. И в душе остаются глубокие обиды…
В мольбах-песнях изливает алтаец свою жалобу; но чужда, непонятна многим она. Лишь не спит его хранитель, царственный Алтай. Он стоит на страже. Он слышит все жалобы сынов своих, знает их безысходное горе. Бодрствует с ним и река Катунь. Она тоже борется на пути своём, спешит вынести горе Алтая на широкий простор и разметать его по белому свету.
В глубокую полночь, когда спит всё, из недр – груди могучего Алтая – вылетает тяжёлый стон. Гулко, раскатисто пробегает он по спящим тайгам*3 и отзывается в серебристых волнах быстроводной Катуни. Тихим вздохом отвечает она своему любимцу и ещё нежней, ещё крепче прижимается к его груди.