Вольга Всеславьевич
Былина первая
(Переложение. Из русского народного эпоса)
Нашему хозяину честь бы была,
Нам бы, ребятам, ведро пи́ва былó:
Сам бы испи́л да и нам бы поднёс.
Станем мы, ребята, сказывати,
А вы, люди добрые, послушайте
Что про старое время, про доселешнее.
Из-за лесу было из-за тёмного,
Из-под чудного креста с-под Леванидова,
*1
Из-под белого горюча камня Лáтыря –
*2
Тут повышла, повышла, повы́бежалá,
Выбегала-вылегала матка Волга-река,
Местом шла она ровно три тысячи вёрст,
А и много же в себя она рек побралá,
Да побольше того ведь ручьёв пожралá,
Широкó-далекó под Казань прошла,
Шире, далей того да под Астрахань;
Здесь пускала устье ровно семьдесят вёрст,
Выпадала во морюшко Хвалынское.
Да всё это, братцы, не стари́нушка,
Всё-то это, братцы, прибауточка,
А теперь старинам у нас зачи́н пойдёт.
* * *
Как не красно солнце в небе разыгралося –
Как в стольном городе во Киеве
У Владимира у князя солнышка
Заводилось пированьице – почéстен пир,
Собирались все князья да бóяре,
Русские могучие богáтыри,
*3
Да и поленицы ли удáлые.
*4
А живёт во городе во Киеве
У своей любезной рóдной матушки,
У честнóй вдовы Афимьи Александровны,
Добрый мóлодец, боярский сын,
Что по имени Добрынюшка Никитич млад.
*5
Как садила его матушка за грамоту,
Как учила уму-разуму да вежеству,
Как возрóстила до полного до возраста, –
Стал Добрынюшка в чистó поле поезживать,
На почéстен пир к Владимиру похаживать,
На пиру да во гусёлышки поигрывать.
А и будет день во половину дня,
Княженецкий стол да во полу́-стол,
За столом все пьяны-веселы,
Сам Владимир светел-радошен, –
Во столовую во гридню княженецкую
Входит тут Добрынюшка Никитич млад,
Крест кладёт да по писáному,
И поклон ведёт да по учёному,
Поклоняется на все четыре стороны,
Солнышку Владимиру в особину.
Проводили мóлодца тут во большóй угол,
Во большой угóл, во место бóльшее,
За столы садили за дубовые,
За те яства за сахáрные,
За те питья за медвя́ные.
Не златая трубочка востру́била,
Не серебряна сапóвочка возы́грала –
Воспрогóворил сам батюшка Владимир князь,
Воскричал да громким голосом:
„Гой вы, слуги мои, слуги верные!
Налевайте-ка вы чару зеленá вина,
Наливайте чару пива пьяного,
Наливайте чару мёду сладкого,
Слейте все три чары во еди́ную,
Подносите чару добру мóлодцу,
Молоду Добрынюшке Никитичу“.
Слушалися князя слуги верные,
Налевали чару зеленá вина,
Налевали чару пива пьяного,
Налевали чару мёду сладкого,
Слили все три чары во единую:
Стала мерой чара в полтора ведра,
Стала весом чара в полторá пуда,
Подносили молоду Добрынюшке.
Принимал её Добрыня единóй рукой,
Выпивал её Никитич едины́м духом,
Сам Владимира на том поздравствовал.
И спрогóворит Владимир стольно-киевский:
„Ай же ты, Добрынюшка Никитич млад!
А бери-ка ты гусёлышки ярóвчаты,
Поподёрни-ка во струнки золочёные,
По уныльному сыграй нам, по умильному,
Во другой сыграй да по весёлому.“
Как берёт Добрыня во белы́ руки
Те звончáтые гусёлышки ярóвчаты,
Поподёрнет да во струнки золочёные,
Заиграет стих Еврейский по уныльному,
По уныльному да по умильному –
Во пиру все призадумались,
Призадумались да позаслушались.
Заиграл Добрыня по весёлому,
Игрище завёл от Ерусóлима,
Игрище другое от Царя́-града,
Третие от стольна града Киева –
Во пиру́ привёл всех на весельице.
Как Владимиру игра та показалася,
Говорит Владимир стольно-киевский:
„Ай же ты, лихой игрок Добрынюшка!
Распотешь-ка мне ещё князей да бóяров,
Звесели могучиих богáтырей:
Заведи старинку стародавнюю
Про того про стáршего богáтыря,
Про удáлого Вольгу́ Всеславьича.“
*6
Как повёл опять Добрыня по гусёлышкам,
Заиграл напевки святорусские,
Заводил стари́нку стародавнюю
Про удáлого Вольгу́ Всеславьича:
„Закатилося красное солнышко,
Закатилося за горушки высокие,
За моря глубокие, широкие,
Разсаждались часты звёзды по светлу́ небу –
Нарождался на матушке святой Руси
Молодой богатырь Вольгá Всеславьевич.
Только будет Вольгé полтора часа,
Говорит Вольгá, будто гром гремит:
— А и гой еси, сударыня матушка,
Молодая Марфа Всеславьевна!
Ты не пéленай во пéлену червчатую,
Не поясай в поясья шелкóвые –
Пеленáй меня, сударыня матушка,
В крепкие латы булатные,
А на буйну голову клади злат шелом,
В праву руку – пáлицу свинцовую,
Чтобы весом была пáлица в триста пуд. –
Рос-подрос Вольгá до пяти годков,
Как пошёл Вольгá по сырóй земле –
Мать-сырá земля всколыбалася,
По тёмным лесам звéри разбежалися,
По подоблачью птицы разлеталися,
По синю́ морю рыбы разметалися.
И пошёл Вольгá Всеславьевич
Обучаться всяким хитростям-мудростям:
Обучался первой хитрости-мудрости –
Обёртываться ясным соколом;
Обучался другой хитрости-мудрости –
Обёртываться серы́м волком;
Обучался третьей хитрости-мудрости –
Обёртываться туром – золотые рога.
Да задáлся от семи годов,
Обучаться до двенадцати.
Стал дружину себе набирать Вольгá,
Дружинушку добрую, хорóбрую,
Набирал дружину три́ года:
Самому Вольгé пятнадцать лет,
И всей его дружине по пятнадцати.
Тридцать мóлодцев набрал без единого,
Становился сам тридцатыим.
И возгóворит Вольгá таковы́ слова:
— Дружина моя добрая, хорóбрая,
Тридцать мóлодцев без единого!
Слушайте-ка братца бóльшего,
Делайте-ка дело повелéное:
От моей от славы богатырской
Звери ушли во темны́ леса,
Птицы ушли под óболока,
Рыбы ушли во синё море,
Во синё море, в глубоки́ станы;
Вейте-ка тенéта шелковые,
Становите-ка их во темнóм лесу,
Во темнóм лесу, по сырóй земле,
И ловите в них куниц и лисиц,
Всяких диких зверей и чёрных сóболей. –
Они слушали братца бóльшего,
Делали дело повелéное:
Вили тенета шелкóвые,
Становили их во темнóм лесу,
Во темнóм лесу, по сырóй земле,
Ловили три дня и три́ ночи –
Не могли добыть ни одного зверка.
Обернулся Вольгá люты́м зверём,
Поскочил в тёмный лес, по сырóй земле,
Загонял в тенета куниц и лисиц,
Всяких диких зверей и чёрных сóболей;
Ни медведю, ни волку спуску нет;
Да и мелким зверюшком не брёзгивал:
Забирал поскакучиих заюшек,
Брал и малыих горностаюшек.
И поил-кормил он дружинушку,
Обувал-одевал добрых мóлодцев,
И носили они шубы соболиные,
Переменные шубы-то – барсовые.
И возгóворит Вольгá таковы́ слова:
— Дружинушка моя добрая, хорóбрая!
Слушайте-ка братца бóльшего,
Делайте-ка дело повелéное:
Звери в лесах все повы́ловлены;
Вейте-ка сéти шелкóвые,
Становите-ка их во темнóм лесу,
Во темнóм лесу, на самый верх,
И ловите в них гусей-лéбедей,
Серых уточек и малых пташечек. –
Они слушали братца бóльшего,
Делали дело повелéное:
Вили сеточки шелкóвые,
Становили их во темнóм лесу,
Во темнóм лесу, на самый верх,
Ловили три дня и три́ ночи –
Не могли добыть ни однóй птички.
Обернулся Вольгá ясным соколом,
Полетел Вольгá по подоблачью,
Заворачивал в сети гусей-лéбедей,
Серых уточек и малых пташечек.
И поил-кормил он дружинушку,
Все-то яства у него отборные,
Переменные яства – сахáрные.
И возгóворит Вольгá таковы́ слова:
— Дружина моя добрая, хорóбрая!
Слушайте-ка братца бóльшего,
Делайте-ка дело повелéное:
Звери-птицы в лесах все повы́ловлены;
Вы берите-ка топоры дроворубные,
Стройте-ка судёнышко дубовое,
Ладьте-ка тоневья шелкóвые,
Поплавочки кладите чиста золота,
Выезжайте на синё море,
И ловите рыбу-сёмжинку, белужинку,
Дорогую рыбку осётринку,
Да и щученьку, малую плотиченьку. –
Они слушали братца бóльшего,
Делали дело повелéное:
Брали топоры дроворубные,
Строили судёнышко дубовое,
Ладили тоневья шелкóвые,
Выезжали на синё море,
Ловили три дня и три́ ночи –
Не могли добыть ни однóй рыбки.
Обернулся Вольгá рыбой-щучиной,
Опустился Вольгá во синё море,
Из глубоких станóв рыб повыпугал,
Заворачивал рыбу-сёмжинку, белужинку,
Дорогую рыбку осётринку,
Брал и щученьку, малую плотиченьку…
Как прошла тут слава великая
Ко стольному граду Киеву,
Что индейский царь
*7 снаряжается,
Стольный Киев град взять похваляется,
Божьи церкви разорить, на дым пустить.
И возгóворит Вольгá таковы́ слова:
— Дружина моя добрая, хорóбрая!
А и есть ли удалый добрый мóлодец,
Чтó сходил бы во царство индейское,
Про царя Салтыка Ставрульевича
Да про думу его тайную проведати,
Думает ли ехать на святую Русь?
Того мóлодца я буду жаловать
За его за услугу великую. –
Тут все мóлодцы добрые, хорóбрые –
Больший туляется за среднего,
Средний туляется за мéньшего,
А от меньшего и ответу нет.
Как-бы лист с травой пристилается,
Вся дружина его приклоняется:
— Уж такого ли удáла добра мóлодца
Нет опричь тебя, Вольги́ Всеславьича! –
— Так уж видно ж Вольгé самому пойдти! –
Обернулся туром – золотые рога,
Первый скок за целу́ версту скочил,
А другой-то скок не могли найти.
Добежал до царства индейского,
Обернулся малой птицей-пташицей,
Садился на царское окошечко,
И слушал речи тайные.
Говорит царь Салтык Ставрульевич
Со своею царицей Азвяковной:
— Ай же ты, жена возлюбленная,
Молодая царица Азвяковна!
Знаешь ли мою царскую выдумку? –
Говорит царица Азвяковна:
— Ай же, царь Салтык Ставрульевич!
Как мне знать твою царскую выдумку? –
Говорит царь Салтык Ставрульевич:
— Я задумал ехать на святую Русь,
Завоюю девять городов на Руси,
Подарю города девяти сынам,
Самому себе возьму славный Киев град,
А тебе, царица Азвяковна,
Подарю дорогую шубоньку. –
Говорит царица Азвяковна:
— Ночью спáлось – во сне мне виделось:
С-под восточной с-под сторонушки
Налетела мала птица-пташица,
А с-под западной с-под сторонушки
Налетела птица чернóй ворон;
Во чистóм поле они слеталися
Меж собою бились-подирáлися;
Малая-то птица-пташица
Чёрна ворона повы́клевала,
По пёрышку его повы́щипала,
Нá ветер всего повы́пустила.
Малая птица-пташица –
Молодой богатырь Вольгá Всеславьевич,
Чёрный ворон – царь Салтык Ставрульевич. –
Как те речи царю не слюбилися:
Как ударил он царицу по белу́ лицу,
Повернётся – и в другой-то раз,
Кинет царицу о кирпичат пол,
Кинет её и в другой-то раз:
— А поеду же я на святую Русь,
Завоюю девять городов на Руси,
Подарю города девяти сынам,
Самому себе возьму славный Киев град! –
Воспрогóворит Вольгá Всеславьевич:
— Ай ты, царь Салтык Ставрульевич!
Не бывать тебе на святой Руси,
Не владеть тебе градом Киевом! –
Обернулся Вольгá серы́м волком,
Поскочил Вольгá на конюшен двор,
Добрых конéй всех попéребрал,
Глотки у всех попéрервал;
Обернулся мáлым горностаюшкой,
Побежал по подвалам, по пóгребам,
У туги́х луков тетивки накусывал,
У калёных стрел железца повы́нимал.
Сабли острые повыщербил,
Палицы булатные дугой согнул.
Обернулся тогда ясным соколом,
Высокó взвился по подоблачью,
Полетел далече во чистó поле,
Ко дружинушке доброей, хорóброей,
Разбудил удалых добрых мóлодцев:
— Гой, дружина моя добрая, хорóбрая!
Не время теперь спать, порá вставать!
Мы пойдёмте-ка к царству индейскому! –
И пошли они к царству индейскому,
Подошли к стене белокаменной:
Крепкá стена белокаменна,
Ворóты в стене железные,
Крюки-засовы все медные,
Стоят караулы денны́-нощны,
Стоит подворотня – дорог рыбий зуб,
Мудрёные вырезы вырезаны,
А и только в вырез мурашу пройти.
Закручинились мóлодцы, запечалились:
— Потерять, знать, даром буйны головы!
А и как нам будет стену пройти? –
Молодой Вольгá догадлив был:
Сам себя обернул мурашиком
И всех добрых мóлодцев мурашками –
Прошли они стену белокаменну,
На ту сторону, в царство индейское.
Обернул опять добрыми мóлодцами
Со всею со сбруею ратною,
Говорит им сам, приказ даёт:
— Дружина моя добрая, хорóбрая!
Вы ходите-ка по царству индейскому,
Вы рубите-ка и старого и малого,
Не оставьте в царстве на сéмена;
Оставьте только женский пол,
Красных девушек-душечек по выбору
Немного немало – семь тысячей. –
А и ходят они по царству индейскому,
А и рубят и старого и малого,
А и только оставляют женский пол,
Красных девушек-душечек по выбору
Немного немало – семь тысячей.
— Дружина моя добрая, хорóбрая!
А станем-ка теперь полону́ делить. –
Чтó было на дéлеж дорого,
Чтó было на дéлеж дёшево?
Добры кони были по семи рублей,
Сабли острые по пяти рублей,
Тяжки палицы булатные по три рубля.
А то было дёшево – женский пол:
Старушечки были по полушечке,
Молодушечки по две полушечки,
Красны девушки-душечки по денежке.
То старина, то и деянье!
Синему морю на утéшенье,
Старым людям на послушанье,
Молодым молодцам на перениманье,
А весёлым молодцам на потéшенье,
Сидючи во беседушке смиренноей,
Испиваючи мёд, зелено вино;
А и где мы пьём, тут и честь воздаём
Государю-свету, красну солнышку,
Нашему хозяину ласковому!“