Дунай Иванович
и Настасья королевична *12
Былина третья
(Переложение. Из русского народного эпоса)
В стольном было городе во Киеве
Ласковый Владимир князь венчается
Со прекрасной со Апраксьей королевичной,
Тихий ли Дунаюшка Иванович
С бóльшею сестрицею венчается,
C молодой Настасьей королевичной.
Как пошли со церкви божией,
Приходили во палаты белокаменны, –
Заводили тут почéстен пир,
Пированьице на весь крещёный люд,
Не на мало, не на много – на двенадцать дён.
Все-то зa столы посáжены,
Всем-то яства, питьица налажены;
Всхоже солнышко идёт ко западу,
Белый день идёт ко вечеру,
А почéстен пир идёт ко вéселу;
В пóл-сыта все наедаются,
В пóл-пьяна, все напиваются,
Bсе промеж собою порасхвасталисъ:
Сильный хвастает великой силушкой,
Голый щап – одёжей цвéтною,
A богатый – золотой казной;
Кто горазд бороться рукопашкою,
Кто горазд стреляти из тугá лука,
Кто горазд поездить на добрóм коне;
Умный хвáлится отцом да матерью,
A безумный – молодой женой.
Как выходит тут Дунаюшка Иванович
Из-за тех из-за столов дубовыих,
Из-за тех скамеечек окольныих,
От своей семеюшки любимой,
Молодой Настасьи королевичны;
Стал Дунай по горенке похаживать,
Пословечно выговаривать:
„А и нету мóлодца во Киеве
Против тихого Дунаюшки Иванова:
От того от короля литовского
Вытащил две белых лебеди,
Сам себя женил и друга пóдарил.“
Говорит ему Настасья королевична:
„Ай же ты, Дунаюшка Иванович!
Не пустым ли ты, Дунай, расхвастался?
Хоть не долго здесь, во Киеве, я пóбыла,
Много я во Киеве повы́знала:
Нету силой мóлодцев, ухваткою
Супроти́в Самсона да Самойлова,
Нет поездкой мóлодцев, посадкою
Супроти́в Михайла Пóтыка Иванова,
Уговором мóлодцев, смиреньицем
Против молода Добрынюшки Никитича,
Красотою мóлодцев, угожеством
Против князя солнышка Владимира, –
A на выстрел нету из тугá лука
Супроти́в Настасьи королевичны:
На твою головку молодецкую
Покладу своё колечико серебряно,
Понаставлю свой булатный нож,
Отойду сама да на пятьсот шагов,
Три́ раза калёну стрелочку повы́стрелю,
Пропущу сквозь то колечико серебряно,
По тому по острию ножёвому,
Чтоб разсеклась стрелочка калёная
На две равных половиночки,
Обе весом и на взгля́д равны,
Покатилися бы на две стороны,
Не сронили бы колечика с головушки.“
Как тут тихому Дунаю ко стыду пришло,
Говорит Дунаюшка Иванович:
„Ай же ты, Настасья королевична!
А мы выйдем-ка с тобою во чистó поле,
Востроты друг у́ друга отведаем,
Кто стрелять гораздей из тугá лука.“
Выходил Дунай с ней во чистó поле,
Полагал колечико серебряно
Ha свою ли на головку молодецкую,
Понаставил свой булатный нож;
Отошла Настасья королевична
От Дуная на пятьсот шагов,
Брала в ручки ту́гой лук разрывчатый,
Налагала стрелочку калёную,
Натянула зá ухо тетивочку,
И спущала стрелочку калёную:
Пропустила сквозь колечико серебряно,
По тому по острию ножёвому,
Раскололась стрелочка калёная
На две равных половиночки,
Обе весом и на взгля́д равны,
Покатились на две стороны,
Не сронили с головы колечика.
Три́ раза Настасья королевична
Пропустила стрелочку калёную
Во колечико серебряно,
По тому по острию ножёвому,
Да не сшибла с головы колечика.
Говорит Дунай ей таковы́ слова:
„Ай же ты, Настасья королевична!
Становись-ка супроти́в меня.“
Полагал колечико серебряно
Ей на буйную головушку,
Понаставил свой булатный нож,
Отошёл сам на пятьсот шагов.
Первый раз стрелил – перéстрелил,
Другой раз стрелил – не дóстрелил,
Третий раз стрелил – попасть не мог.
Как у тихого Дунаюшки Иванова
Разгорелося тут ретивó сердцó,
Ретивó сердцó да молодецкое;
Стал он стрелочкой помахивать,
Сам ли стрелочке да выговаривать:
„Ай же ты, моя стрела любимая!
Уж пади-ка ты не нá воду, не нá землю,
Попади-ка ты Настасье да во бéлу грудь.“
Восполошилась княгинюшка Апраксия,
Стала, тихого Дуная уговаривать:
„А и гой еси ты, мой любимый зятюшка,
Молодой Дунай да сын Иванович!
To была лишь шуточка пошучена.“
Возмоли́лася ему и молодá жена,
Кланялася в землю, убивалася,
Горючьми́ слезами уливалася:
„Гой еси ты, мой любезный ладушка,
Молодой Дунаюшка Иванович!
Ты прости, прости меня во женской глупости!
Ты оставь-ка шутку до другого дня;
Ты теперь, Дунаюшка, хмельнёшенек,
Ты теперь, Дунаюшка, пьянёшенек,
Угодишь и вправду в молоду́ жену,
Сделаешь головку безповинную.“
Стали все князья да бóяре,
Сильные, могучие богáтыри
Тихого Дуная уговаривать.
Озадóрился Дунай, не слушает,
Налагает стрелочку калёную;
Спела у тугá лука тетивочка,
Угодила стрелочка калёная
Молодой Настасье да во бéлу грудь,
Пала молода Настасья на сыру́ землю,
Облилáся кровию горючею;
Тут Настасье и славу́ поют.
Подошёл Дунаюшка Иванович,
Запечалился Дунаюшка, расплакался,
Говорил сам таковы́ слова:
„Где головкой пала лебедь белая,
Там пади головкой и ясён сокол!“
Вынимал из нóжен саблю острую,
Становил в сыру́ землю тупым концом,
Падал сам нa саблю ретивы́м сердцóм;
Тут и тихому Дунаюшке славу́ поют.
Где головкой пала лебедь белая,
Там от крови от её напрасною
Протекала быстрая Настасья-реченька;
А где пал головкою ясён сокол,
Там от крови от Дунаевой
Протекала славная Дунай-река;
Ha две струйки речки расходилися,
Во одно местó опять сходилися.
Вырастало тут два древца кипарисныих,
Во одно местó верхушки совивалися,
Веточки со веточками соплеталися.
Малы дети и́дут – набалуются,
Молодые идут – надивуются,
Стары люди идут – понаплачутся.
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи
начало статьи