Первый бой Добрыни Никитича
со змеем Горынчищем
Былина пятая
(Переложение. Из русского народного эпоса)
Середи ли было лета красного,
Во жары ли непомерные Петровские,
Захотелося Добрынюшке Никитичу
Bo студёной быстрой реченьке
Окупати тело богатырское.
Приходил Добрыня к рóдной матушке,
Кo честнóй вдове Афимье Александровне,
Говорил ей таковы́ слова:
„Ай же ты, моя родитель-матушка!
Уж ты дай-ка мне прощеньице,
Дай прощеньице-благословеньице
Съездить ко той славной ко Пучай-реке
*19:
Мне охота во студёной быстрой реченьке
Окупати тело богаты́рское.“
Говорит Добрыне рóдна матушка,
Ta честнá вдова многоразумная:
„Гой еси ты, свет мой, чадо милое,
Душенька Добрынюшка Никитич млад!
Ты не езди-ка купаться во Пучай-реке;
Ta Пучай-река свирепая, сердитая:
Из-за первой струйки как огонь сечёт,
Из-за средней струйки искры сыплются,
Из-за третьей струйки дым столбом валит,
Дым столбом валит да с жаром-пламенем.“
Не послушался Добрыня рóдной матушки,
Выходил он из столовой горенки
Да во славные палаты белокаменны,
Одевал одёжицу дорожную,
Накрывался шляпой земли греческой,
Заходил в широк конюшен двор
И уздал, седлал добра коня;
Брал копьё с собою долгомерное,
Ту́гой лук да калены́ стрелы,
Саблю острую да палицу тяжёлую –
Не для драки брал, для кроволитьица,
Для потехи брал для молодецкой.
Как садился тут Добрыня на добрá коня,
Как съезжал да с широкá двора
С молодым слугою, с малым пáробком, –
Плёткою добрá коня понуживал,
Палицей булатною поигрывал,
Долгомерныим копьём да поворачивал.
Как поехал по чисту́ полю да ко Пучай-реке,
Как проездил час-другой по красну солнышку –
Богатырское-то тело paзгорелося,
Разгорелося да распотелося.
Приправлял коня он к быстрой реченьке,
Соскочил скорéнько со добрá коня,
Бросил повод малу пáробку:
„Ай же ты, детинка, малый пáробок!
Подержи-ка мне, покарауль коня.“
Снял с головки шляпу земли греческой,
Разболáкивал одёжицу дорожную,
Штаники со спусками да чёрны чóботы,
Скидывал рубашку миткали́ную,
Да спустился во студёну, быстру реченьку.
Заходил за стру́ечку за первую,
Заходил за стру́ечку за среднюю,
Говоритъ сам таковы́ слова:
„Мне, Добрыне, говорила матушка,
Мне, Никитичу, наказывала рóдная:
— Не купайся ты, Добры́ня, во Пучай-реке:
Ta Пучай-река свирепая, сердитая. –
Ан Пучай-то реченька кроткá, смирна,
Будто лужица дождёвая.“
Не успел Добрыня слóва смолвити,
Ветра нет, a тучу нáнесло,
Тучи нет, а будто дождь дождит,
И дождя-то нет, a гром гремит,
Гром гремит да свищет молния.
Ни отколь на молода Добрынюшку
Налетело змéище Горынчище‚
Лютая змея о трёх о гóловах,
О двенадцати змея о хóботах.
Говорит ему змея проклятая:
„А ведь стары люди-то пророчили,
Что убиту быть мне, змеищу Горынчищу,
Молодым Добрынею Никитичем,
A теперь Добрыня сам в моих руках!
Захочу теперь – Добрыню я огнём сожгу,
Захочу теперь – Добрыню съем-сожру‚
Захочу теперь – Добрыню в хоботá возьму,
В хоботá возьму да во полóн снесу.“
Отвечает ей Добрынюшка Никитич млад:
„Ай же ты, змея проклятая!
Ты поспей-ка захватить Добрынюшку,
В ту́ пору Добрынюшкой и хвастайся,
А теперь Добрыня не в твоих руках.“
Плавать он, Добрыня-то, горазд ведь был:
Как у тамошнего бережка нырком нырнул,
Так y здешнего повынырнул;
Вышел по желту́ песку да на крутóй берёг.
В ту́ пору-то пáробок был тóропок:
Вон угнал коня Добрынина,
Взял с собой копьё Добрынино,
Ту́гой лук и калены́ стрелы,
Саблю острую и палицу тяжёлую –
Нечем-то ему с змеёю попротивиться.
А она опять летит проклятая,
Сыплет искрами горючими,
Жжёт ему да тело белое.
Приужáхнулося сердце богатырское.
Поглядел Добрынюшка по бéрежку –
Не случилось ничему лежать на бéрежке,
Нéчего-то взять ему в белы́ ручки.
Вспомнилась Добрыне рóдна матушка:
„Не велела мне, Добрыне, рóдная
Во Пучай-реке купатися;
А теперь приходит мне кончинушка!“
Поглядел в последний раз по бéрежку –
Увидал тут шляпоньку на бéрежке,
Шляпоньку свою да земли греческой.
Скоро брал он шляпоньку в белы́ ручки,
Насыпáл в неё песочку жёлтого,
Жёлтого песочку целых три́ пуда,
Да со всей досадушкой великою
Как ударит шляпонькой поганую –
Из двенадцати ей поотшиб три хобота,
Повалил змею с размаху на сыру́ землю,
На сыру́ землю да во ковыль-траву,
Повскочил нa груди ей коленками,
Отшибить ей хочет остальные хоботы.
Как возмóлится змея Добрынюшке:
„Ай же ты, молоденький Добрынюшка!
Не убей меня ты за напраслину,
А спусти летать да по белу́ свету:
Буду я тебе сестрою мéньшею,
Будешь ты мне братцем бóльшиим
*20.
И положим мы с тобою заповедь,
Заповедь велику, неруши́мую:
He езжать тебе, Добрынюшке, в чистó поле,
Не топтать моих детёнышей-змеёнышей;
Не летать и мне, змее, к вам на святую Русь,
Не носить в полон народу християнского.“
Поддался́ Добрынюшка на речь лукавую,
Положил с змеёю заповедь великую,
И спустил из-под колен проклятую.
Поднялáся вверх змея под óблака,
Полетела прямо да на Киев град;
Пролетая через Киев град,
Увидала князеву племянницу,
Молоду Забаву дочь Путятичну
*21,
Чтó повышла с мамками да с няньками
Погулять во зеленóм саду‚ –
Припадала лютая к сырой земле,
Ухватила князеву племянницу
В хобота свои змеиные,
Унесла с собой на гóру Сорочинскую
*22,
Во пещерушки свои змеиные.
В ту́ пору Добрынин малый пáробок
Подбегал опять к нему, ко добру мóлодцу,
Подавал одёжицу дорожную,
Подводил коня да богатырского.
Только сел Добрыня на добрá коня –
Как не тени тёмные затéмнели,
Как не тучи чёрные попáдали –
Как летит по воздуху змея проклятая,
В хоботáх несёт да князеву племянницу.
Тут молоденький Добрыня закручинился,
Закручинился Добрыня, запечалился.
В Киев град Добрыня поворот держал,
Приезжал на свой широкий двор,
Проходил в палату белокаменну,
Во столову горенку ко рóдной матушке,
Да садился на брусóву лавочку,
До самóй земли повесил буйну голову,
Ни словечком не промолвился.
Подходила ко Добрыне рóдна матушка,
Стала старая его выспрашивать,
Стала старая выведывать:
„Ты об чём, Добрынюшна, кручинишься?
Ты об чём, мой свет, печалишься?“
Отвечает ей молоденький Добрынюшка:
„Не об чём я не кручинюся,
Не об чём я не печалюся;
Только дай-ка, матушка, прощеньице,
Дай прощеньице-благословеньице
Мне сходить ко князю ко Владимиру:
У него, у князя y Владимира,
Зачался́ почéстен пир да на двенадцать дён,
На многи́х князей его, на бóяров,
Да, на всех могучиих бóгатырей.“
Говорит Добрыне рóдна матушка:
„Ай ты, свет мой, душенька Добрынюшка!
Не ходи-ка ты ко князю на почéстен пир,
А живи-ка во своём дому, у матушки,
Хлеба-соли ешь-ка дó-сыта,
Зеленá вина пей дó-пьяна,
Золотой казны держи по нáдобью.“
Не послушался Добрыня матушки,
Снаряжался, отправлялся на почéстен пир
К ласковому князю ко Владимиру.
Как на этом старина кончается,
А другая начинается.
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи
начало статьи