В погоне за внешним „эффектом“, рассчитанным на удовлетворение дилетантских вкусов, так называемых „любителей изящных изданий“ и провинциальных „ценителей“, – столичные издатели стали стремиться к выпускам „роскошных“, „богато иллюстрированных“, „в тиснёных переплётах“, книг.
Расцвет этих „богатых“ изданий особенно ярко стал замечаться со второй половины прошлого столетия.
Тяжеловесный коленкоровый тиснёный переплёт, обильно разукрашенный разноцветными орнаментами и узорами всех времён и народов, расцвеченный огромной долей золота, золотой обрез, плотная глянцевая бумага, масса репродукций с картин, виньеток, заставок, концовок, цветочков, букетиков и т..д., с желанием как можно ближе подойти к натуре, – вот общий вид такого „дорогого“ издания.
На титульных страницах, в газетных объявлениях, каталогах издательств, везде указывалось на высокую цену материалов: бумаги, красок, корешков, переплётов и т. д.
Сочетание работ некультурного издателя, незаинтересованность и непонимание творимого дела со стороны: наборщиков, печатников, переплётчиков и иллюстраторов, лишённых художественного чутья и вкуса, и создавало отсталость наших „дорогих“ изданий от прогрессирующего книжного искусства Западной Европы.
Художественно-эстетический подъём, начавший утверждаться в части русского мыслящего общества и расцвет русского искусства, вызванный культурной деятельностью группы художников „Мир Искусства“, выдвинул в конце XIX века очередную задачу о художественной книге.
Тщательное изучение памятников старинного издательства, сохранившихся в музеях, дало возможность проследить, с какой продуманностью, тщательностью, любовью и вкусом подходили старые книжные мастера к боготворимому ими делу.
Издатель книги, он же и печатник, работал в полном сознании важности своей задачи, книга являлась для него драгоценностью и он вкладывал в неё себя всего, работая над создаванием заставок, миниатюр, фронтисписов и концовок, производя кропотливый труд над вырезанием на дереве или на металле нужных иллюстраций.
Прогресс печатной техники, создавший литографию, цинкографию и другие репродукционные способы, дал возможность в полном объёме проводить все замыслы художника.
Возвращение к основным положениям книжного искусства старины и возрождение прежнего любовного отношения к книге, войдя в задачу художников „Мир Искусства“, положило основание русскому „ренессансу“ в издательском деле.
Художник Н..Радлов, один из самых ярких защитников и пропагандистов художественного возрождения русской книги, совершенно справедливо замечает, что: „…следует исходить из того, что книга – такое же целое, как и здание, и что, следовательно, отдельные элементы её должны быть также подчинены одной общей идее и так же согласованы между собой, как части архитектурного целого. Эту идею, т..е. тот художественный принцип, который должен лечь в основу украшений книги, художник черпает из самого содержания книги. Необходимо, поэтому, детальное и проникновенное знание той эпохи, которая трактуется иллюстрируемым произведением. Единым стилем, духом определённой эпохи проникнуты все элементы книжного украшения. Тесно объединены и согласованы должны быть: рисунок обложки, шрифт, иллюстрации, виньетки, заглавные буквы издания“.
Таким образом, само естественное развитие техники книжного дела выдвинуло на первый план особое художественное явление – линейный рисунок, т..е., другими словами, – графику, давшую необходимые в книжном деле линию и силуэтное пятно, распластывающие форму и прикрепляющие её к плоскости, сохраняя в то же время пространственные отношения.
Своим возникновением книжная графика обязана гениальному, в своё время, английскому художнику-графику Обри Бердслею*1, виртуозные рисунки которого с первой же иллюстрированной им книги получили законное признание на жизнь и явились корнем пышного расцвета этой, ныне самостоятельной и самодовлеющей, отрасли искусства.
Невольно вызванное в других художниках подражание Бердслею, преломляясь в индивидуальном различии их творчества, явилось итогом того, что последователи в скором времени превзошли в художественных достижениях самого Бердслея.
Графика стала „автономной“, выработала свою оригинальность, эластичность, виртуозность и, оттеняя ритм и духовный путь книги, настолько слилась с нею, что стала неотъемлемой от неё, и по отношению к ней вполне можно применить слова поэтессы Т..Л..Щепкиной-Куперник:
Я хочу быть твоею безвольной рабой.
Я хочу быть твоею царицей.
И графика стала поистине рабой книги и в то же время её царицей.
Становясь на одну линию не только с иллюстрацией, но и с самой живописью, графика привлекла к себе внимание лучших художников. Базируясь на группе „Мир Искусства“, она увлекла даже главарей последней, художников: Александра Бенуа, Константина Сомова, Леона Бакста, Лансере, М..Добужинского, И..Билибина, а за ними и молодое поколение: Егора Нарбута, Сергея Чехонина*2, А..Остроумову-Лебедеву, Д. Митрохина, Судейкина, Чемберса, В..Левитского, И..Мозалевского, И..Шарлемань*3, Н..Радлова, А..Арнштама. Из графиков-иллюстраторов особенно стали заметны художники: Ремизов (Ре-Ми), А..Радаков, А..Юнгер*4, Мисс*5, В..Лебедев, Сергей Лодыгин*6, Ольга Амосова, Денисов (Дени), Феофилактов, Павел Ковжун и многие другие.
Ряд этих имён даёт право констатировать огромнейший прогресс графики в России, а издание в 1917.г. прекраснейшей книги под редакцией Сергея Маковского, с текстом Н..Радлова, предназначенной для Лейпцигской международной выставки печатного дела, руководилось желанием показать иностранцам и художественную мощь русской книги, и талантливость художников, превзошедших своих западных учителей.
Лучшие журналы России также оказали огромнейшее влияние на расцвет графики („Мир Искусства“, „Аполлон“, „Весы“, „Золотое Руно“), а также периодические еженедельники, как: „Солнце России“, „Нива“, „Лукоморье“, „Эпоха“, „Сатирикон“, „Огонёк“ и другие.
Ценнейшие отдельные издания получили право быть названными в полном смысле слова художественными: „Книга Маркизы“ – рисунки К..Сомова, и иллюстрации к А..Пушкину – А..Бенуа, и целый ряд других книг, перечислять которые в данном случае не встречает необходимости, а также великолепный цикл детской литературы, иллюстрированной рисунками И..Билибина, Б..Зворыкина, Е..Нарбута и др.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Просматривая теперешние издания центральных госиздательств, приходится, к глубочайшему сожалению, замечать факт художественного упадка книги.
Правда, некоторые издания делают попытку приблизиться к прежним образцам, как, например: „Советский календарь“ и немногие другие… но попытка остаётся только… попыткой, несмотря на призывные статьи журнала „Пламя“ (№ 59 – 1919.г. и № 6 – 1920 г.).
Ещё хуже обстоит дело с „сибирской“ книгой.
Достаточно просмотреть целый ряд изданий Сиб. государственного издательства, и картина полного упадка „художественности“ книги встаёт во весь свой жуткий рост.
Между тем, Сибгосиздательство находится в лучших условиях по сравнению с остальной Сибирью. Целый ряд незаурядных художников, иллюстраторов и старых работников книги имеется налицо. Лучшие сибирские типографии, 2 литографии (одна – учебно-показательная – Сибирск. худож. промышл. института, другая – топографического отдела Омвоенокруга), кустарная цинкография сиб. художпроминститута и несколько более благоустроенная топографотдела Омск. воен. округа и фото-кино-комитет, – все эти вместе взятые мастерские дают полную возможность проявить к книге больше внимания и любви, – было бы только желание…
Но молчит Сибгосиздательство, молчит Всерабис, молчит местная пресса, молчит секция „Изо“…
Ходит птичка весело по тропинке бедствий,
Не предвидя оттого никаких последствий.
И страшно, и жутко делается за книгу…