В общем-то, недостатка талантов в этом весёлом доме не наблюдалось. Совет мог бы возглавить и Наполеон IV, лет десять назад отловленный специальной психобригадой где-то в далёкой таёжной деревушке; и свирепый на вид кудлатый студент Баранов, самостоятельно открывший новую теорию чисел; и лектор-международник Стёпа, выдвинувший в своё время проект переустройства мира при помощи кнута, пряника и порошка от тараканов…
Недостатка в кандидатах не было, и даже больше того: когда слух о предстоящих выборах пронзил весь больничный корпус до основания, к бывшему председателю совета Кондратию Воруй-нога явились взволнованные психопаты с целью низложить его ещё заранее и завладеть «Журналом учёта мероприятий», в который легкомысленный Воруй-нога наклеивал фантики от конфет. Но военный переворот не получился, поскольку на стороне экс-премьера были могучие санитары, медсестры, а также закон, справедливость и демократия. «Чёрные полковники», как метко назвал этих путчистов лектор Стёпа, были с воплями и матерщиной водворены в наблюдательную палату и привязаны к лежанкам с указанием врача «отвязать этих сукиных сынов только тогда, когда завершится выборная кампания».
Надо сказать, что предвыборные страсти накалялись неспроста. Пост премьера, по негласному статусу, в данном случае давал определённые преимущества и привилегии. Премьер мог без очереди обедать, принимать ванну, бриться… В его безразмерной тумбочке находилась львиная доля периодической печати, которую он изымал у своих собратьев по разуму, отечески внушая им, что «познание – величайшее зло, а туалетную бумагу прекрасно заменяет указательный палец».
Как и в другой, большой политике, здесь нашлись проворные дельцы, создающие рекламу будущему премьеру. (Конечно, в надежде на то, что и они погреются в лучах премьерской славы.)
Один здешний дипломат, с весёлой фамилией Шмидт-твою-мать, знал все тайные пружины воздействия на дефективные массы, так как пребывал в больнице со времён Второй мировой войны и даже, говорят, имел железную медаль «За штурм Москвы». Он-то и стал главным администратором подготовки выборов. На предварительном совещании избирателей, имевшем место в туалете, он выдвинул сразу несколько смелых вариантов проведения тайного голосования.
Вариант № 1:
Накануне политического торжества следует провести Ночь Длинных Ножей, которая покажет, кто есть кто и кто кому дедушка. Уцелевшие в эту страшную ночь утром будут единодушны и более сговорчивы, что «поможет нам утвердить своего ставленника».
Вариант № 2:
Назначить премьером старого дурака Чекушкина и пристегнуть к нему двух здравомыслящих алкоголиков – один из палаты общин, другой из палаты лордов. Такая британская многопартийная система охватит интересы всех граждан, независимо от их социального положения и диагноза.
Вариант № 3:
Председатель должен обладать твёрдым характером, живостью натуры и мгновенной политической реакцией. Такие качества имеет ближайший друг Шмидта-твою-мать, бывший фотограф-порнографист Лёва Зет. Твёрдость его проявилась в том, что в сексуально-хоровых композициях «порно» он снимал даже самого себя, но на следствии бойко отрёкся от своего образа, заявив, что «впервые видит этого человека». А мгновенную реакцию и живость Лёва Зет отточил в контакте с натурщицами: готовя женщин к порнографическим съёмкам и «употреблению внутрь», он раздевал их догола всего за пятнадцать секунд.
При обсуждении этих трёх вариантов Шмидт-твою-мать не терпел двоедушия: если кто-то колебался, Шмидт коленом под зад крепко напоминал ему древний эсеровский лозунг – «Кто не с нами, тот против нас!» – и сомневающийся товарищ враз обретал политическую платформу.
Свою одиозную кандидатуру Шмидт-твою-мать пока что оставлял «за кадром», избегая всяческой ответственности и возможных репрессий со стороны врачей за свою политнаркоманию, мародёрство и мрачный средневековый цинизм.
…Ответственным за проведение кампании был молодой доктор Картузов, имеющий великолепную клочкастую рыжую бороду и такой же клочкастый, ещё не устоявшийся авторитет. Каждый день он являл собой разных по стилю врачей, описанных Чеховым, Вересаевым и Эмилем Золя. По мере накопления опыта он становился всё более ироничным, кратким в суждениях и втайне мечтал уйти в науку биологию, чтоб на законном основании выращивать розги для своих пациентов.
Время для собрания было выбрано весьма неудобное: после обеда и приёма таблеток аборигены дружно рухнули в постели и каждый занялся своим глубоко индивидуальным делом: один безуспешно, уже не первый год, налаживал прямую связь с внеземными цивилизациями, другой сочинял поэму «Международный банный день», которая начиналась словами «И в Бухенвальде тоже были бани…», третий, встав в оппозицию к любителям тишины, во всю свою бронзовую глотку исполнял песню про кабачок Одноглазого Гарри…
Санитарам, медсёстрам и добровольцам-дуракам из корпуса быстрого реагирования пришлось изрядно потрудиться, прежде чем сто с лишним мятежных избирателей были водворены в зал голосования.
Сборище это, разномастное, шевелящееся, настороженное, напоминало мыслящий океан в миниатюре, и каждый миг в разных его концах всплескивались непредвиденные взрывы инстинктов.
Параноик Серёжа, взваливший на себя тяжкое бремя Арлекина, драматически навис над массами из своего тёмного угла и пламенной декламацией явно выбивал инициативу из рук доктора Картузова:
Парад пороков!
К рампе все!
А ну, сходитесь ближе!
Отважно хохочи,
Весёлый мой народ!..
На призыв Арлекина изо всех углов посыпались увесистые реплики, матерные частушки, политические доктрины, смело спрессованные в афоризмах типа: «Долой десять министров-капиталистов!» – «Патронов не жалеть!» – «Nо pasaran!» – «Свободу мне и Луису Корвалану!» – «Хлеба и зрелищ!».
Картузов понял, что свалял большого дурака, не обеспечив дополнительный конвой из состава психобригады. Загнать в бутылку этого стоголового рассвирепевшего джинна можно было только с помощью пожарной машины или отчаянной выходки, способной потрясти анархистов до глубины души. Картузов выбрал второе. Он, делая вид скучающего супермена, который даже в эпицентре атомного взрыва будет увлечённо ковырять в носу, – между тем ждал подходящего случая. А зал грохотал:
— Товарищ, верь, взойдёт она!..
— Ребята! В борще черви!.. Ура-а-а!..
— Государство – это аппарат подавления!..
Картузов вдруг звонко хлопнул книгой по столу и начал медленно, по частям, как складной плотничий метр, подниматься со стула. К моменту, когда он полностью выпрямился, избиратели уже почти все утихли, ожидая следующего прилива тотального вдохновения.
— Государство – это я! – тихо, но веско сказал доктор Картузов, глядя поверх толпы, в туманную даль, где на серой стене косовато висела репродукция с великой картины И. Репина «Иван Грозный в день морозный».
«Эффект Картузова» был так неожидан, что притихшие бунтари стали оглядываться назад, будто надеялись увидеть на репинской картине своё светлое будущее. Конечно, все остались при своих сугубо личных мнениях, но в открытую связываться с государством никто не хотел. Тем более, данный бородатый эквивалент государства обладал здесь колоссальной исполнительной силой, способной смести с лица земли не только личность инакомыслящего, но даже и память о нём среди родных и знакомых.
— Товарищи больные! – тем же деревянным голосом Людовика Четырнадцатого обратился Картузов к массам. Он знал, что многих тихопомешанных приводит в гнев обращение «товарищи», а ещё больше слово «больные». Один здешний мыслитель в ответ на подобное «обзывательство» однажды высокомерно сообщил главврачу, что «все здесь до того больные, что считают себя здоровыми и подозревают, что больными здесь являются врачи».
— Товарищи больные! Наш совет работает отвратительно, хотя он должен являться правой рукой врачей, их ушами и глазами, – здесь Картузов непроизвольно отыскал взглядом в толпе своих тайных осведомителей, бывших его «глазами и ушами». «Глаза и уши» были на месте. «Глаза» сразу начали крутить головой, опасаясь щелчков по лысине, которая и без того была потерта, как мушкетерское седло. «Уши» представляли собой бесцветного человечка неопределённого возраста. Он появился на свет ещё в ежовское время как результат преступной сексуальной связи психопатки Людмилы и медбрата Григория. Родившись в больнице и ни разу не покинув её стен, он знал о существовании большого мира только из телевизора и газет. В истории его болезни, в графе «возраст», стоял знак бесконечности – лежащая восьмерка, а на вопрос о национальности он скромно отвечал, что мать у него русская, а отец шофёр.
«Правой рукой», упомянутой доктором Картузовым во вступительном слове, был с ума сошедший техник-рентгенолог, пытавшийся выплавить из вверенной ему рентген-установки металлический плутоний, необходимый для производства собственной атомной бомбы. Васю привезли в психобольницу с пространным тревожным заявлением от жителей 6-го микрорайона, где, в частности, говорилось: «Мы не хотим повторения Хиросимы и Нагасаки! Пепел японских детей стучит в наши сердца, и если вы изолируете этого сибирского Оппенгеймера Васю, то мы все как один отдадим в Фонд мира по пять рублей. Да здравствует мир и дружба между народами!» (Далее следовали четыреста подписей.)
Чрезвычайно обидевшись на всё человечество, опальный техник стал беспощаден и лют, а во время врачебного обхода сопровождал врачей как военный атташе, мысленно отмечая всех, кто впадал в докторскую немилость. Этих несчастных он колотил потом в туалете, приговаривая: «Ешь глазами начальство! Кушай глазами великих! Брррысь!..»
Доктор Картузов, обуздав аудиторию, теперь пытался оседлать её. Спортивный интерес в игре «сто против одного» был так силён, что Картузов забыл, с кем имеет дело: он угрожающе прошёлся вдоль рядов, похлопывая воображаемым стеком по воображаемому лаковому сапогу, а в его левом глазу вдруг зловеще блеснул монокль…
(Сидящий в третьем ряду угрюмый Шмидт-твою-мать внезапно покрылся горячим потом, волосатое сердце его стало бить, как Бухенвальдский набат… Он мысленно сдавил горло сидящему рядом с ним старому дураку Чекушкину и мысленно заревел: «Говори, где партизаны! Убью!..»)
— Сейчас каждый из вас, – сказал Картузов, – назовёт кандидатуру председателя совета. Называть себя и меня как претендентов на этот высокий пост я вам не рекомендую. Ну, кто первый?..
Из задних рядов вверх взметнулась чья-то нервно трепещущая грязная рука. Её обладателем был некто Возмущанский, по кличке «Наследник из Калькутты». Это довольно мирное животное, имеющее два высших образования, было доставлено в наручниках из деревни Малиновка, где оно проживало на иждивении бабушки, скупой и брюзгливой старухи. Услышав о том, что бабка отписала наследство не ему, а какому-то гипотетическому внуку Егорию, Возмущанский решил восстановить справедливость с применением современных технических средств. Связав свою «Арину Родионовну» по рукам и по ногам, он принялся старательно гладить её включённым в сеть электроутюгом. Когда бабка покрылась нежной хрустящей корочкой, на запах горелого мяса явилась вся деревня, но спасти славную старушку уже не смогли.
— Слово имеет товарищ Возмущанский!
«Наследник из Калькутты» встал в позицию римского трибуна и начал:
— Не лепо ли ны бяшеть, братие, начати старыми словесы трудных повестий…
Бессмертные строки «Слова о полку Игореве» вызвали в массах новый прилив коллективного экстаза. Картузов, чтобы пресечь крамолу, издали показал декламатору пальцы, сложенные так, как если бы в них находился сияющий шприц. Возмущанский всё понял и тем же торжественным голосом, без всякого перехода, выдвинул сразу три кандидатуры на место председателя: лектора Стёпу, лунатика Штучку и дежурную медсестру Сусанну Иудовну. (По поводу последней кандидатуры он со знанием дела пояснил, что хотя она представитель администрации, но мало чем отличается от нас и в прошлую субботу на равных, как мужчина с мужчиной, подралась с дураком Чекушкиным. Здесь налицо факт профессионального заболевания, и пост премьера ей подойдёт вполне.)
В дальнейшем собрание стало напоминать выборы куренного атамана в Запорожской сечи: фамилии, клички и характеристики кандидатов сыпались прямо с мест, с курьерской скоростью, с пулемётной частотой… Аудитория стала неуправляемой, как самолёт-снаряд, сорвавшийся со струны радиосигналов. Доктор Картузов под шумок переписал фамилии некоторых лидеров анархии и любовно округлил этот список загадочной лирической надписью: «Абрикосовое масло – в четыре точки».
…На другой день даже невооружённым глазом можно было без труда различить в общей массе тех, кто на вчерашнем торжестве проявлял особый энтузиазм. Эти пасынки стихийных явлений, уязвлённые процедурной сестрой пониже поясницы и под лопатки, с тяжкими стонами, согнувшись в три дуги, бродили по коридору, обдумывая мудрое педагогическое напутствие, сделанное им доктором Картузовым: «Ребята! Вы не так больны, как дурно воспитаны. Будьте взаимно вежливы!»
Это собрание, как и многие другие подобные торжества, могло бы кануть в безвестность, и потомки так и не узнали бы о результатах голосования. Но когда для человечества закроются ржавые ворота несчастной судьбы и распахнутся золотые ворота славы, – вот тогда историки обнародуют Самую Великую Книгу нашего времени – «Журнал учёта мероприятий». На потемневших страницах его, среди наклеенных там открыток с атомными грибами, среди фантиков от конфет и чертежей «вечного двигателя», наши потомки с волнением прочитают:
«…Января, 18-го, 1982 года… слушали-постановили… Посланник западносибирского господа бога товарищ Рыжая Борода благословил нас, верных сынов Отечества, и заставил отдать голоса за нового вождя племени яйцеголовых. Вождём стал ребёнок, найденный в дровах, по фамилии Бесфамильный, а по социальному положению – кондуктор трамвая. Новый вождь назначил состав кабинета в таком порядке: культурно-массовый сектор – старый дурак Чекушкин; сектор быта – лунатик С. Штучка; сектор досуга – товарищ Возмущанский и господин Шмидт-твою-мать (они же – ревизионная комиссия). Собрание шло два дня.
Протокол собрания вёл Алёша Скворцов – командир летающей тарелки. Привет!»
А. Кутилов
Омск, 1982
* Рассказ А.Кутилова «Как выбирали председателя» по форме – гротеск, по сути – фельетон. Поэтому рассказ представлен в разделе публицистики. Это одно из немногочисленных прозаических произведений А.П.Кутилова, сохранившееся и с досадным опозданием, но всё же опубликованное (ДиН, 2000 г.). По словам врача-психиатра Александра Дерюшева (в интервью одной из омских газет), «рассказ написан практически "с натуры"» (Кутилову пришлось не один день провести в Омской психиатрической больнице).
Впервые рассказ А.П.Кутилова «Как выбирали председателя» опубликован в Литературном журнале для семейного чтения «
День и Ночь», № 3–4, в 2000 году (г. Красноярск).
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи
начало статьи