Герой Василия Шукшина, некто Князев, пишет трактат о проблемах свободного времени. Серьёзно так размышляет мужик, и чем он серьёзней напрягается, тем смешнее читать.
Как скажут литературоведы, это стипизированный герой Шукшина. Чудик. А коли чудик, что ж остаётся делать, кроме как смеяться.
А посмотреть по-человечески на Князева, так самого Шукшина в нём видно. Насквозь! Это ведь он с себя портрет написал – философа от сохи, интеллигента в первом поколении, не лишённого святого предвидения.
Все мы, в сущности, – Князевы…
Взять тот же трактат о свободном времени. Читатель уже заведомо заходит в тему, как в комнату смеха. А я на Миусской площади в Москве, где была Академия общественных наук при ЦК.КПСС, слушал лекцию известного, уважаемого профессора социологии. И совсем было не смешно. Свободное время можно рассматривать как достояние отдельной личности. Но личность без свободного времени – это нуль и для семьи, и для государства, и для общества. Хорошо ещё, если – нуль, а может ведь быть и единица с минусом, как чаще всего и случается.
В Омске окна моей квартиры выходили на самое главное учреждение, какие были в любой области – на обком партии. Я подсознательно изучил весь распорядок дня двух этажей, занимаемых руководящим составом этого учреждения – секретарями, заведующими отделами. Без преувеличения скажу, что это были люди без свободного времени. Их окна дружно зажигались в восемь утра и почти так же дружно гасли около девяти вечера. Я многих знал лично и уважительно к ним отношусь по сей день, но они были жертвами номенклатурного распорядка.
В восемь утра им надо было находиться на месте, потому что звонили из районов, надо было руководить, управлять. До позднего вечера они сидели, потому что «на месте» находился «Cам», то есть первый секретарь обкома. «Самому» в свою очередь приходилось ориентироваться на рабочий день в Москве, на Старой Площади, то есть в ЦК. Разница во времени составляла три часа, «Cам» приезжал после десяти утра и уезжал, когда в Москве Старая Площадь разъезжалась по домам и дачам. По одновременно гаснущим окнам в обкоме я мог с точностью до нескольких минут определять, когда от парадного подъезда отходила машина первого секретаря.
Детей в их семьях воспитывали в основном бабушки. Знаю немало случаев, когда отпрыски вырастали, мягко говоря, неудачными, а если было наоборот, то это объяснялось тем, что им при чрезмерно занятых родителях повезло с бабушками.
Ну, и, конечно же, в этой сфере усиленно работал механизм протекции. В нашем городе, например, у высокопоставленных деятелей было модно пристраивать сыновей в Высшую школу милиции, в которую простым смертным двери практически были закрыты. Поскольку по стране таких школ было не так уж много, а учреждения типа обкомов, облисполкомов были в каждой области, а ещё надо учесть Москву с её высокопоставленным чиновничеством, где в семьях тоже подрастали сыновья… Словом, милицейское учебное заведение было своеобразным институтом благородных девиц. Легко представить, как через такие учебные заведения из рабоче-крестьянской милиции вымывалась пролетарская косточка. Впрочем, номенклатурный протекционизм распространялся и на другие престижные вузы.
Это стипизированный пример проявления единицы с минусом.
Личность без свободного времени обречена деградировать. Первый симптом деградации – беспрекословная, а зачастую и бездумная исполнительность. Как раз то, что всегда открывало покорным бездарям пути для ускоренного продвижения наверх. Значит, система чрезмерной занятости кадров таит в себе грех членовредительства.
Не хотелось бы перебарщивать: немало было и таких, кому удавалось подняться доверху, не растеряв интеллекта, порядочности, гражданской состоятельности, но это была не заслуга системы, а персональное качество личности.
Так мы постепенно шли и пришли к тому, что имеем сегодня: ни партии, ни государства, ни законов, ни их блюстителей, а, следовательно, и… деморализованное, криминальное общество.
Ну, чем я не Князев?
Если смешно – смейтесь!
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи