Солнце стремительно падает в воду, оставляя на её неровной поверхности длинную дрожащую алую ленту. Тянет туманом и промозгло-холодной осенней сыростью. Один только костёр – добрый друг, и я жмусь к его тёплому боку, придвигаясь всё ближе и ближе, так, что стоит ещё шевельнуться – и он лизнет хватким язычком сапоги.
Нюк пощипывает гитару. Мы сейчас так молчаливо близки друг другу, так едины в этом звуке струн и звуке его голоса, что каждое мгновение ложится на душу дивной своей неповторимостью и мы боимся спугнуть его, как мелкую птаху неосторожным и резким движением.
Ночь встаёт за зыбким кругом тепла и света неотвратимая, плотная, южная. И я останусь с ней один на один, и увижу, как пробуждаются в бесконечно высоком небе звёзды и как они сереют и меркнут, затянутые утренней дымкой, услышу её загадочные стоны и всхлипы – то ли хрумканье далёких лошадей, то ли голос шалого речного буксира, а, может просто дыхание вечности. Так, шла себе полем, глядь – костёр. Постояла, подышала. А мало ли их, костров? И пошла себе дальше. Или древняя загадка, или, попросту, осень.
Ребята чинно уходят спать. Ложатся рядом, бок о бок под открытым небом, как будто не октябрь, как будто не зазвенит утренняя трава прозрачно-хрусткими льдинками. Я ещё взгляну на них с рассветом, когда они сползутся в большую лязгающую зубами кучу. И улыбнусь. И положу сверху своё одеяло. Мне не нужно. Мне – в ночное…
Лошади разбросаны где-то там, в неразличимом и оттого бесконечном пространстве степи, изрезанной лощинами. Сейчас они жуют, отдыхая от мух и слепней, последнюю осеннюю траву, а потом будут спать стоя с настороженно развернутыми по ветру ушами, готовые закричать и прыгнуть в сторону, и забиться, хрипя в привязи, от любой реальной или кажущейся опасности. Лошади мнительны как старые девы. В них странно сочетаются отвага и паническая трусость, заискивающая ласковость с надменно-брезгливой гордостью.
Я слышу звонкую перекличку жеребцов и тоненькие голоса малышей, нежные и тревожные всхрапы зовущих их кобыл. В темноте их можно найти, только водя по сторонам фонариком. Его узкий луч внезапно ловит горящие красные точки – глаза. Впечатление жутковатое, особенно от того, что пойманная светом лошадь не может отвести взгляда, и смотрит, как загипнотизированная, пока не подойдёшь.
Да, это моя ночь. Я пройду её насквозь в промокших от росы сапогах, оскальзываясь на крутых склонах лощин, проверяя, не запуталась ли привязь, успокаивая и похлопывая, вскользь отдавая мягким ищущим губам кусочки сухарей и арбузные корки.
А пока костёр выстреливает в неподвижный холод ночи гроздья весёлых искр. Я клянусь себе, что сейчас, сейчас уже пойду в обход – вот только услежу то таинственное мгновение вылета духов огня из их раскалённой пещеры. Каждый раз – неожиданность. Вроде следишь, глаз не отрываешь от подгоревшего бревна – и проворонишь, и увидишь не их, а лишь гаснущие хвосты их стремительного взлёта. Ну, разочек ещё, разок – говорю я себе, – но уже встаю и, пятясь, не отрывая взгляда, делаю первый шаг за ту неуловимую грань, за которой стоит ночь, и поворачиваюсь к ней лицом.
Здравствуй, ночь! Я иду…
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи