Почти каждый город в Крыму был любим кем-нибудь из писателей – как будто в воздухе этого измученного войнами, практически лишённого пресной воды полуострова разлит некий наркотик, притягивающий туда тревожные творческие души. Ничья земля, видевшая множество народов и культур, но не изменившая себе ни на секунду – вечные горы, водопады и пещеры равнодушно глядят, как приходят и уходят скифы, генуэзцы, как остаются татары, русские, украинцы. Но люди не умеют быть равнодушными к этой земле, и дело здесь не в национальности. Это территория душевной свободы – стоит ступить на скупую землю и вдохнуть пряный сухой воздух, как внутри разливается полная, абсолютная тишина, замаскированная птичьим щебетом, шуршанием прибоя и шёлковым шелестом тополиной листвы. Давно рассыпались розы, что принёс когда-то Пушкин и положил на фонтан в Бахчисарайском дворце, – теперь там музей, и сотрудники не забывают положить два нежных цветка к тонкой струе воды, что стремит свои скромные “поэтические слёзы”. Вода в Крыму – величайшая ценность, жизнь и богатство. Давно отшумели бои в Севастополе, но вряд ли иссякнет боевой дух этого города – именно там Лев Толстой открыл в себе вовсе не воина, а писателя и мыслителя. В Севастополе отдыхала Анна Ахматова, «смущая провинциальных севастопольских барышень» тем, что прыгала в море с лодки в самый шторм. Гурзуф с его неровным рельефом и отутюженными временем камнями мостовых, со знаменитой Медведь-горой, служил дачей вдохновения и отдохновения Айвазовскому, Чехову, Пушкину. С именем Чехова прочно ассоциируется богатая гордая Ялта – там гуляла дама с собачкой; с именем Айвазовского – Феодосия, которая бережно хранит наследие художника в музее его имени. В Феодосии есть музей ещё одного большого художника, уже советской эпохи – Веры Мухиной. В непохожей, на отшибе, на западе, Евпатории отметился Владимир Маяковский: «Чуть вздыхает волна, и, вторя ей, ветерок над Евпаторией». Мандельштам, обожавший Крым, считал его продолжением, преломлённым отражением древней Эллады, самой поэтичной страны на свете, а в русской поэзии видел дух эллинистической традиции. Старый Крым, когда-то великая столица Крымского ханства, а ныне маленький городок, в котором сложно найти хотя бы одно работающее кафе, стал последним приютом для Александра Грина и Юлии Друниной, сюда, на землю своего кумира Грина, приехал жить Константин Паустовский. Сложно продолжать – какое имя ни назови, какой крымский город не упомяни, непременно найдутся связи, строки, сердечные привязанности, будто им, поэтам и художникам, тут мёдом намазано, золотистым, тягучим.
Есть в Крыму одно местечко, которого и вовсе не было бы, если бы не русские писатели. «Коктебель – пустыня. На берегу только один дом – волошинский. Сам Коктебель, то есть болгарско-татарская деревня этого наименования, за две версты, на шоссе», – писала Марина Цветаева. Так и стоял много лет среди пустынной и мрачной степи этот одинокий дом, и в него стекались все: Белый, Бунин, Гумилёв, Мандельштам, сёстры Цветаевы, Булгаков, Алексей Толстой, Ходасевич, Чуковский и прочие, и прочие. Нынче этот дом стоит среди множества других домов, оброс дачками, гостиницами, многоэтажками, кафешками, но остаётся центром разросшегося в три стороны от него посёлка. «Музей имени М. А. Волошина есть как бы слепок с жизни одного человека. А между тем он являет собой Коктебель, впервые открытый зрению и показанный в творческом преломлении. Коктебель – это Волошин, в том смысле, что покойный поэт увидел как бы самую идею местности и дал её в многообразии модификаций, где краеведение, поэзия, ландшафт, переданный мастерскою кистью художника, являют нам и древнюю Киммерию, и отложения Греции в ней, но перетворённые по-новому», – писал Андрей Белый, один из гостей Дома поэта как при жизни, так и после смерти Максимилиана Александровича.
Крым. Коктебель. Дом поэта.
При увеличении: «Коктебель – пустыня…».
Присвоив когда-то имя расположенной рядом болгарской деревушки в три дома, Коктебель вырос именно из стоявшего у самого берега дома Волошиных: Максимилиана и его матери Елены Оттобальдовны, а спустя сто лет вырос в модный курорт, обзавёлся аквапарком, дельфинарием, двумя джазовыми фестивалями, литературным симпозиумом и гордым наименованием “посёлок городского типа”. И всё равно, и тогда, и теперь он был и остаётся «одним из лучших мест на земле», как написала в очерке «Живое о живом» Марина Цветаева, потому что «этa печaть коктебельского полдневного солнцa – нa лбу кaждого, кто когдa-нибудь подстaвил ему лоб».
Крым. Коктебель.
При увеличении: Вид на Коктебель с горы Волошина.
Коктебель – место со сложностями, и притягивает оно людей непростых. Условия здесь не такие уж и курортные – погода непредсказуема и меняется в течение дня: холодный ветер сменяется штилем и приятным теплом, вода в море может быть ледяной даже в страшную жару, на ясное небо в пять минут могут набежать тучи и неожиданно обрушить на вас ливень “как из ведра”. Плохо с пресной водой – из-под крана лучше не пить, даже кипячёную воду: отдыхающие с опытом всегда закупаются бутилированной водой, а в заведениях заказывают вино (чем не Греция, в самом деле, в которой испокон были те же проблемы?) Публика своеобразная – в отличие от буквально соседнего Судака и даже Нового Света, здесь почти не встретишь обычные семьи с детьми, для которых главное – комфортный и тихий отдых. Конечно, такие встречаются, но вряд ли они приедут ещё раз, а Коктебель тем и славен, что однажды влюблённые в него приезжают сюда снова и снова. Если тянет в Коктебель, значит душа открыта – этому ветру, этому воздуху, этой свободе. Значит, даже если вы не рисуете, не музицируете и не пишете, обывателем вас не назовёшь. О случайных людях, которых по ошибке заносит в сложный Коктебель, писал в одном из писем Константин Паустовский (его домик полузаброшенным стоит у подножия Карадага): «Писателей нет. Есть какие-то довольно скучные и брюзгливые люди (их пугает погода). Они совершенно не видят всей здешней красоты. Сегодня был необыкновенный закат, – в багровом огне, в дыму, над синими зловещими горами. <…> Сегодня с утра солнце и море необыкновенной синевы.» (10-11 мая 1953 г. Коктебель. — Примеч. ред.).
Памятная табличка на доме К. Г. Паустовского.
При увеличении: Домик Паустовского у подножия горы Кара-Даг.
Интересно, что если названия Севастополя, Феодосии, Ялты, Гурзуфа, Евпатории у всех на слуху, знание о существовании Коктебеля доходит случайно – и как будто только до избранных. Вот летим в Симферополь, соседствуем в багажной очереди и затем в салоне самолёта с такой же молодой парой, обмениваемся вежливо: «А вы куда?» «Мы в Керчь», – говорят. Киваем. «А мы в Коктебель», – отвечаем. «Что это, где это?», – удивляются ребята. Никогда даже не слышали такого названия. А вот воспоминания Михаила Булгакова: «Словом, когда человек в Москве начинает лезть на стену, значит, он доспел, и ему, кто бы он ни был – бухгалтер ли, журналист или рабочий, – ему надо ехать в Крым. В какое именно место Крыма? — Натурально, в Коктебель, – не задумываясь, ответил приятель. — Воздух там, солнце, горы, море, пляж, камни. Карадаг, красота! В эту ночь мне приснился Коктебель, а моя мансарда на Пречистенке показалась мне душной, полной жирных, несколько в изумруд отливающих мух.» (М. Булгаков. «Путешествие по Крыму». — Примеч. ред.).
«Воздух там, солнце, горы, море, пляж, камни. Карадаг, красота!»
При увеличении: Крым. Потухший вулкан Кара-Даг.
Так и узнаёшь о нём – от приятеля, от знакомого, от друзей. Куда проще узнать от писателей или художников – эти с большой вероятностью о Коктебеле знают прекрасно и не понаслышке. У многих там собственные дома или пригретые места, где снимают комнаты из года в год. Там круглый год живёт московская художница родом из Киева Наталия Туркия – её крафт-лавочка на улице Серова так и называется «Туркия», место это знаменито вечерними посиделками, к которым может присоединиться любой прохожий. Там вино, песни, разговоры о литературе и живописи… Собственными уютными домиками в Коктебеле обзавелись музыкант Александр «Фагот» Александров, телеведущий Дмитрий Киселёв (он, кстати, организует здесь один из двух джазовых фестивалей), а вот дом драматурга Эдварда Радзинского – пафосный и на отшибе, под самым Карадагом – в немилости у местного населения, потому что портит вид. За последние десять лет в Коктебеле почти полностью застроили когда-то пустынное и очень красивое плато Тепсень – но основные постройки «ползут» в сторону горы, на которой похоронен Волошин. У неё есть название – Кучук-Янышар, – но все называют её горой Волошина, и никак иначе. Пустынная когда-то чаша заполняется домами, людьми и суматохой. Впрочем, суетно здесь только с мая по октябрь, в октябре пляжи пустеют, их оккупируют чайки, и в посёлке остаются лишь немногочисленные местные жители да сумасшедшие москвичи, предпочитающие здесь и зимовать – прямо как Максимилиан Александрович когда-то: «…восемь месяцев в году один в Коктебеле со своим ревущим морем и собственными мыслями» (М. Цветаева. «Живое о живом»).
Крым. Коктебель.
При увеличении: Коктебель. Дача Волошиных. 1916 г.
Коктебель – это не совсем курорт и не совсем посёлок. Скорее, это чувство – свободы и необременённости, потому что здесь сбрасываешь с себя всё лишнее, наносное и становишься просто человеком, чуть больше, чем человеком, что-то вдруг открывается тебе – в себе. Ты ходишь по тем же пляжам, по которым бродили великие фигуры нашей культуры и литературы – русской и одновременно мировой. Великие – и одновременно обычные люди. Здесь легко поверить в себя, открыть в себе новое чувство, новый талант, сюда надо ехать, если гложут сомнения, если надо принять сложное решение. Потому что сразу, как сходишь с автобуса и делаешь первые шаги по улице Десантников в сторону моря, воцаряется в голове та самая тишина, и ты начинаешь по-настоящему отдыхать. Душой отдыхать. Поэтому земля и воздух Коктебеля – да и всего Крыма – не хочет никому принадлежать. Да и не может, наверное. Она ничья, она для всех усталых, измученных и ищущих иных путей.
Крым. «Ничья земля».
При увеличении: Мыс Хамелеон.
За последние десять лет Коктебель расцвёл и полюднел. На одной из набережных красуется надпись: «Коктебель – столица мира», у кафе «Богема» барабанщик харьковской группы «Wise Guys» говорит нам, москвичам: «Крым – нейтральная территория, где встречаются люди со всего бывшего Союза», и радуется этому. Мы пьём с ним и его друзьями вино в «Богеме», потом на ночном пляже. В этом городке (не получается называть его “посёлком”) поселяется столичный дух, Коктебель, как Москва или Нью-Йорк, никогда не спит, но здесь нет ночного страха, только спокойствие и уют. Если ночью на пляже потеряешь телефон, тебе вернут его через сутки владельцы местной маленькой гостиницы и откажутся брать коньяк, купленный в знак благодарности. Вечная толпа круглые сутки течёт во всех направлениях сразу, кто-то отвечает на услышанную реплику незнакомого человека, завязывается шутливый разговор, потом обмен телефонными номерами, вечером вчерашние незнакомцы уже сидят на берегу, едят горячую пиццу, пьют вино и говорят на иные темы – серьёзные, волнующие, будто знакомы лет двести. Ночной пляж сводит людей из разных городов, а “вечером” здесь по-прежнему означает “после полуночи”: «…Макс мне: “Марина! ты знаешь, что я к тебе вчера вечером шёл” (вечером на коктебельском языке означало от полуночи до трёх)» (М. Цветаева. «Живое о живом»).
Коктебель никогда не спит.
При увеличении: Ночной Коктебель.
Нет здесь и времени, настоящее наслаивается на прошлое. Звучат имена Юнге, Волошина, Цветаевой – и не разберёшь, не разберёшься, о людях ли речь или о топонимике, потому что Юнге – это не только окулист, начинатель коктебельского виноделия, но и горка, за которой в сентябре ставят сцену для фестиваля «Jazz Koktebel», Волошин – это и дом, и гора, и памятник, а улица Цветаевой ведёт к аквапарку. Вот нечто под названием «Бубны» – сегодня это бар с коктейлями и магазинчик с водой и вином, а раньше здесь было старейшее в посёлке поэтическое кафе, которое нещадно ругал Михаил Булгаков и радовался его закрытию.
Jazz Koktebel 2012.
При увеличении: Вечерняя сцена фестиваля.
Вот группа ребят на горе Волошина, акцент выдаёт киевлян, уверенный голос молодого человека в кудрях и хипстерской жёлтой рубашке: «Эта женщина – его мать», это он о Марии Степановне, и хотя формально она была женой Волошина, в чём-то молодой человек прав. В Коктебеле все всегда правы, потому что это не совсем настоящая реальность – здесь не надо работать, необязательно мыться и даже носить одежду, можно круглосуточно пить и не чувствовать похмелья (кстати, майки с надписью «В Коктебеле нет похмелья» расходятся на ура), потому что пьянеешь не от вина как такового, а от моря, света, воздуха и свободы.
Коктебельский дельфинарий.
При увеличении: Коктебельский воробей.
В шикарных новых гостиницах с кондиционерами и махровыми халатами живут красавицы, они цокают каблуками по плиткам отремонтированной набережной, направляясь в гламурные клубы. Клубы перекрикивают друг друга попсовыми хитами и судорожными ремиксами. С другой стороны, под горой Волошина и у мыса Хамелеон, – палаточники, нудисты и хипповского вида молодёжь в дредах, штанах-алладинах и фенечках. Звучит расстроенная гитара, стучат африканские барабанчики. Где-то в центре, у мыса Юнге, эти два потока сходятся и не удивляются друг другу, потому что в Коктебеле царит “пис, бро”, “мэйк лав нот вор” и “жизнь на полную катушку”. Никаких напрягов – полное взаимопонимание, общий русский язык, и общее прошлое поднимается из морских глубин, словно тридцать три богатыря – встаёт на защиту всех, кто приехал из Львова, Донецка, Питера, Полоцка, Волгограда. На самом деле больше всего отдыхающих обычно из Киева, Минска и Москвы. В последние годы много украинцев – из Донецка, Львова, Днепропетровска, Харькова. И когда русскоязычной тётеньке-экскурсоводу из глубины автобуса прилетает вопрос на мове, она внимательно выслушивает и старательно отвечает по-русски – она понимает, но не умеет говорить по-украински, она всю жизнь прожила в Крыму.
Памятник Максимилиану Волошину (вид из окна дома поэта).
При увеличении: Коктебель-граффити.
Когда крымчане говорят, что очень хотят просто нормальный туристический летний сезон, мне кажется, они молятся именно об этом: пусть снова приедут все эти расслабленные белорусы, украинцы и русские, пусть вместе танцуют под рок-н-ролл харьковской группы «Wise Guys», ездят на экскурсии, лезут на Карадаг и пьют вино на берегу. Пусть их всех накрывает примиряющий и внезапный ливень, и они прячутся под зонтиками пляжных кафе, обмениваясь улыбками и репликами. Пусть фотографируются с Волошиным и на фоне его дома, тянутся к его могиле, ориентируясь на единственное дерево на вершине, считают Марию Степановну его мамой и рассказывают смешные истории. Потому что ничего не хочется менять в столице мира Коктебеле, “одном из лучших мест на земле”, потому что, как писал Паустовский в мае аж 1953 года, «Крым в эту пору хорош, всё цветёт, все горы и долины – в густой сочной траве и в удивительном запахе. Особенно хороша вся горная и малоизвестная страна между Судаком и Коктебелем. Это – совершенно особенная часть Крыма». Особенная не только природой, но и историей, людьми и нашей к ней необъяснимой любовью.
Крым. Коктебель. Дом поэта.