В Санкт-Петербурге недавно вышла книга, имеющая непосредственное отношение к нашему городу. Она принадлежит перу скончавшегося более 80-ти лет тому назад омского писателя, некоторые стороны творчества которого (далее цитирую издательскую аннотацию) «удивительным образом предвосхищают возникшие много позже направления авангардистского искусства ХХ века: мэйд-арт, рэди-мэйд, акционизм, искусство перформанса, «серийное» искусство и др.». Речь идёт о писателе Антоне Сорокине (1884–1928).
Вначале личное воспоминание. Конец 60-х годов. Я, молодой репортёр «Омской правды», пытаюсь писать не только для своего отдела информации, но и для «соседнего» отдела культуры – пробую, например, рецензировать книги. Одна из первых моих рецензий была посвящена небольшому краеведческому сборнику Евгения Раппопорта «Рукопись считалась утерянной» (Иркутск, 1967). Именно из этой книги я впервые узнал о нашем незаурядном земляке Антоне Сорокине – один из очерков так и назывался «Король писателей» Антон Сорокин». Рассказ о талантливом чудаке Сорокине настолько увлёк меня, что вскоре я отправился в Омский областной архив, чтоб взглянуть на хранящийся там его личный фонд.
Облархив находился тогда в цокольном этаже здания, где вольготно расположилось теперь наше Законодательное собрание. А в те годы здесь умещались и обком КПСС, и облисполком да ещё и обком комсомола. Плюс – архив в самом нижнем этаже. Без проволочек в небольшой читальный зал архива принесли сорокинские бумаги, я стал их смотреть, но вскоре обратил внимание на несколько странное поведение сидящей напротив, за своим рабочим столом, заведующей залом. Она то и дело кидала на меня выразительные взгляды, укоризненно качала головой, демонстративно пожимала плечами, несколько раз подходила и, взглянув на то, что я просматривал, как бы для самой себя насмешливо произносила: «Ну, так я и знала!..» или «Конечно, иначе и быть не могло!..».
Наконец, я не выдержал и спросил: может, я что-то делаю не так?..
И экзальтированная сотрудница не выдержала – запальчиво заговорила о том, что читала в газете мои статьи, что они ей нравились, что она считала меня, их автора, серьёзным человеком, перспективным журналистом, а оказывается, всё не так…
— Да что случилось-то?!
— Зачем Вы смотрите бумаги этого сумасшедшего, этого хулигана?
Оказывается, она активно не любит Сорокина и автоматически переносит свою нелюбовь на всех, кто приходит к ним в архив изучать его фонд.
— Ничего не могу с собой поделать, – призналась она, немного успокоившись, – мне кажется, что работать с его архивом к нам являются такие же авантюристы, каким был и он сам!..
Такой вот был случай. А ведь произошёл он через 40 лет после смерти писателя. Настолько в своё время он «наэлектризовал» Омск не только своими книгами и фельетонами в местной печати, но и скандальными выставками своих рисунков на уличных заборах, различными саморекламными трюками, эпатажным поведением в общественных местах.
…И вот Антон Сорокин издан в далёком Питере. Бывал или не бывал он в чопорной северной столице, сказать не могу. Родился в Павлодаре, всю жизнь прожил в Омске, похоронен в Москве. Путешествовать любил по просторам казахской Степи, хорошо знал язык и обычаи коренных её жителей, имел среди них немало друзей, много и с большим сочувствием писал о жизни наших соседей-казахов. В Москве оказался случайно – тяжело больной туберкулёзом поехал было лечиться в Крым, но в тамошний санаторий его не приняли, т..к. форма болезни была открытая; повезли его обратно в Сибирь, но довезли только до Москвы…
Книга старого сибирского писателя выпущена в издательстве «Красный матрос», принадлежащем, духовным, если так можно выразиться, внукам «приколиста» А..Сорокина – митькам: продюсер книги Михаил Сапего, координатор проекта Андрей Рассомахин. Правда, подготовили книгу к изданию сибиряки – составление, примечания и предисловие новосибирцев Е..И..Лощилова и А..Г..Раппопорта, об их неординарной работе я скажу чуть позже. Пока же – о самом вышедшем на «брегах Невы» сорокинском произведении.
Митьки впервые издали полный текст итоговой книги омского писателя – «Тридцать три скандала Колчаку». И сам факт издания именно этого, а не какого-нибудь другого его сочинения, является, сейчас на мой взгляд, скандалом № 34. Дело в том, что теперь, после известного десятисерийного телефильма, где адмирала талантливо сыграл Константин Хабенский, в массовом общественном сознании утвердился некий романтический, идеализированный образ Александра Колчака: бесстрашный полярный исследователь, беззаветный рыцарь белой идеи, патриот, тонкий страдающий незаурядный человек, жертва жестоких исторических обстоятельств… Всё это так, но…
…Но не всё так просто. Не всё так складно и красиво. Поездите по северным городам и сёлам Омской области, постойте возле старых обелисков на братских могилах расстрелянных колчаковскими карателями мужиков, уклонявшихся от неоднократных мобилизаций в Сибирскую армию, – в Колосовке, Седельниково, Большеречье, Таре, Тюкалинске, Саргатке, Муромцево, Больших Уках, Тевризе… А ещё прислушайтесь, как кличут здесь кобелей – огромных, лохматых, невозмутимых красавцев. До сих пор то и дело именно Колчаками называют их местные жители – потомки тех, кого пороли и расстреливали в далёком 1919 году. Тоже своеобразное проявление народной памяти.
Любая, медаль имеет ещё и оборотную сторону. На «лицевой» стороне данной «медали» – памятник адмиралу, открытый в Иркутске на месте его расстрела, намерение омских властей поставить аналогичный памятник и на Иртышской набережной, возвращение имени Колчака открытому им острову в Карском море, вышеупомянутый красивый фильм, целый ряд биографических книг об адмирале, появившихся в последние годы. А на другой, «оборотной» стороне этой воображаемой «медали» – решительный отказ в реабилитации А..В..Колчака со стороны Главной военной прокуратуры – именно за массовые расстрелы, проводившиеся не только на территории нынешней Омской области, – по всей Сибири, здесь же – скандал, сопровождавший открытие иркутского памятника, далеко не однозначные мнения, проявившиеся и при обсуждении идеи омского памятника адмиралу.
Само распоряжение Правительства Омской области «Об увековечении памяти Колчака» датировано, мягко говоря, неудачно – 22 декабря 2006 года. А ведь на Левом берегу – в Старом Кировске до сих пор существует улица 22-го Декабря (был ещё и кинотеатр, называвшийся в честь этой даты). 22 декабря 1918 года в Омске произошло восстание против новорожденной диктатуры. Восстание неудачное (провалившееся, по одной из версий, из-за предательства провокатора), жестоко подавленное. Раскроем омский еженедельник «Коммерческие вести» за 28 марта 2007 года, в котором обсуждалась идея установления в Омске памятника Колчаку. Здесь, рядом с довольно-таки вялым её одобрением со стороны омских бизнесменов напечатана статья Почётного гражданина Омска Юрия Глебова «Нужен ли памятник Колчаку в Омске?» и письмо пенсионерки А..Ф..Мокрушиной, все члены семьи которой были зверски замучены колчаковцами.
[.В скобках стоит напомнить, что после окончания Гражданской войны Москва долгие десятилетия не могла простить «третьей столице» Омску его мимолётной «столичности»: в 1921 году согласно новому административному делению страны Омск вопреки всякому здравому смыслу делают всего лишь окружным (т..е. таким же по своему значению, как, например, Тара) городом, усиленно (во многом даже искусственно) начинают развивать прежде всего центр обширного Западно-Сибирского края – Новониколаевск, вскоре переименованный в Новосибирск (бойкие журналисты тех лет тут же дали ему и неофициальное название – «сибирский Чикаго»); результат известен – Новосибирск имеет самый крупный в стране (крупнее любого из московских) железнодорожный вокзал, международный аэропорт, метро, Академгородок и Сибирское отделение Академии наук, оперный театр, выходящий с 1922 года толстый литературный журнал «Сибирские огни»; только война, когда в Омск был эвакуирован с запада ряд предприятий, несколько «подтянула» промышленный потенциал нашего города до новосибирского.]
Но вернёмся к предмету разговора. На мой взгляд, первое отдельное полное издание «Тридцати трёх скандалов Колчаку» весьма полезно, оно (помимо всего прочего) поможет нам более объективно подойти к оценке сложной исторической личности Верховного правителя, хоть немного «остудит» нынешнее чуть ли не восторженное отношение к нему. Может, стоит ещё раз подумать: а не погодить ли пока с памятниками? Раз далёкая, казалось бы, Гражданская война, формально закончившаяся в начале двадцатых, в памяти людской всё ещё продолжается?
Лично для меня колчаковская эпопея не так уж далека – моя бабушка, Глафира Алексеевна Болотова (1885–1972), однажды видела адмирала и не раз рассказывала мне об этом. Она вместе с моей будущей матерью (той в 19-м году было 11 лет) жила тогда в Омске и участвовала в крестном ходе, перед которым, стоя на балконе, выступал с короткой речью адмирал. «Аккуратный мужчина, видный из себя, бледный только очень», – каждый раз говорила бабушка. Эпитет «аккуратный» был в её лексиконе высшей похвалой в адрес представителей сильного пола. «Аккуратные ребята, подтянутые, вежливые», – рассказывала она об английских военных, оказавшихся в тот же год в Омске, они приходили помолиться в православный храм, который посещала и бабушка, ставили в углу что-то вроде походного, переносного алтаря, «приближая» тем самым русскую церковь к своей конфессии, и молились.
…Писатель Сорокин относился к адмиралу резко негативно. Убеждённый демократ, он, конечно же, не мог принять самой идеи диктатуры Верховного правителя. Пародируя её, объявил себя диктатором над писателями Сибири. Вслед за омским правительством, тоже стал выпускать деньги, «обеспеченные полным собранием сочинений Антона Сорокина». На торжестве, посвящённом памяти великого чеха Яна Гуса, предложил почтить память вставанием и другого мученика – сибирского писателя Александра Новосёлова, которого осенью 1918 года подло убили люди, расчищавшие путь диктатуре. На банкете, устроенном в честь Колчака, произносит тост за то, чтобы адмирал поскорее оказался на своём месте – на корабле, а не томился в Омске, где нет ни моря, ни кораблей. И т. д. и т. п.
«К скандалу, – сказано в предисловии к книге, – писатель относился эстетически, как к произведению искусства, и строго рационально. Скандал и есть, по Сорокину, высшая форма литературного творчества: по крайней мере, весь город Омск – в этой системе ценностей – замирает в напряжённом ожидании: что ещё вытворит Сорокин?».
Сегодня можно только удивляться тому, что «эстеты» из колчаковской контрразведки терпели выходки (извиняюсь, – перформансы) Антона Семёновича, а ведь запросто могли бы отправить вслед за его другом Новосёловым…
В тексте «Скандалов» упоминаются десятки имён – литераторов, политиков, военных, иностранных дипломатов, авантюристов – кого только не было в 19-м году в «столичном» Омске. Обо всех этих людях говорится в комментариях подготовивших издание кандидата филологических наук, поэта Игоря Лощилова и краеведа Александра Раппопорта (родного брата покойного Евгения Раппопорта, который упоминался в начале моего рассказа). Эти замечательные комментарии представляют собой настоящую «книгу в книге» – настолько они подробны и квалифицированны. Завершают издание обширная библиография и солидная подборка иллюстрации.
Из цикла «Кровь событий».