Каждый из нас бессмертен в той степени, в какой способен не думать о смерти. Но смерть обязательно присутствует в человеческой жизни как неотъемлемый фактор нашей душевной деятельности. Жизнь не могла бы зваться жизнью, если бы не завершалась в конце всеобщим уничтожением. И естественная мысль о том, «что будет там…», постоянно преследует каждое мыслящее существо.
Идея о вечном загробном счастье или вечных муках может показаться наивной хотя бы потому, что никто не может представить себе того счастья или тех мук, которые были бы в равной степени значимы для всех людей на земле. Мысль о полном небытии после смерти для кого-то привлекательнее рая, а для кого-то страшнее ада; но небытие, в сущности, есть ещё более бесплотная абстракция, чем ад или рай, и человек, как бы ни пытался, так никогда в глубине своего существа не сможет с этим смириться (наиболее известный пример – «арзамасский страх» Льва Толстого). Душевная деятельность, направленная на отрицание душевной деятельности, у морально чутких людей вызывает своего рода «духовную рвоту». В конечном счёте смерть представляется человеком только как иная форма жизни (духовной или биологической) – независимо от того, верит он в бессмертие или нет. Если же признать главной целью бытия небытие, то любая вечная жизнь, даже в муках, была бы для измученного страхом небытия человека вечным блаженством. (Как был бы счастлив Толстой, поверив, что он по-настоящему осуждён и обречён церковью на тысячелетия ада!)
Что же будет ТАМ? Этот вопрос касается всех – и никого. В конечном счёте есть столько же религий, сколько людей, ведь у каждого – свои представления о высших ценностях бытия. Есть они – продиктованные чистой логикой – и у меня, и я могу ими поделиться, никому их не навязывая.
Было бы разумным признать, что на том свете нет «общего» рая и «общего» ада, где люди наслаждаются блаженством либо мучаются все вместе. Вероятнее представить себе тот свет в виде бесконечного количества отдельных прозрачных капсул, в которых заключены, как в утробе матери, человеческие души. Каждая капсула – это отдельное уменьшенное подобие Вселенной, где есть не только радости или только муки, а совокупность факторов, вызывающих у человека весь спектр эмоций. Представление о том свете как царстве безраздельного счастья для праведников или безраздельной скорби для грешников проистекает из эпохи «монолитного» человека, когда в сознании людей жили представления о существовании абсолютно чистых святых и абсолютно грешных злодеев. Теперь же, после всех потрясений ХХ века, стало ясно, что сознание человека многомерно и в каждой душе есть и омерзительные бездны, и сияющие высоты. Поэтому было бы несправедливо полагать, что бесконечная боль или бесконечная радость могут быть уделом сложного человека, грешного даже в своей святости и святого даже в своих грехах.
Кроме этого, следует заметить, что есть несколько путей приближения к Богу. Так, правители земных государств могут совершать преступления одновременно с подвигами во имя торжества своей веры, но тем не менее причисляются церковью к лику святых – «не по личной праведности, а по праведности своего политического курса». Можно также предположить, что, кроме праведности личной, которая очищает души людей этических, и праведности общественной деятельности, которая открывает путь к вечной жизни людям государственным, есть и праведность эстетическая, которой измеряются души художников. Постоянно на наших глазах происходят события, показывающие, что творческий человек может бесконечно деградировать как личность и одновременно бесконечно прогрессировать как творец, приближаясь к Богу в инженерном искусстве. Что же ждёт такого человека на том свете, – вечные муки или абсолютное блаженство? Скорее всего, тот мир, в котором после смерти будет находиться его душа, можно изобразить (разумеется, условно) в виде творческой мастерской, где он сможет творчески развиваться, получая одновременно единственное блаженство и единственные муки, которые он заслужил, – блаженство и муки творчества.
Исходя из этих представлений, можно попытаться словесно нарисовать модель рая для художников в виде бесконечной творческой мастерской, где материалом для творчества служат человеческие чувства, мысли, желания, а инструментами – «четыре изначальные вещи»: жизнь, любовь, совесть, смерть. Под их воздействием «человек-артист» может конструировать из материала своей собственной земной биографии произведения искусства, бесконечно совершенствуя ту форму, которую приобрело на Земле его «вещество существования». Это абсолютное искусство есть небесный прообраз любого земного творчества, и только степенью соответствия ему измеряется в конечном счете ценность любого земного вида искусства.
Таковы мои представления о посмертной судьбе эстетической личности. Впрочем, вопрос жизни после смерти не столь важен и актуален для нас, как вопрос смерти при жизни. Люди, которые, не умерев физически, потеряли моральные ориентиры, должны пугать нас больше, чем воскресшие мертвецы. Они гораздо страшнее, безобразнее и вредоноснее, а ведь практически каждый из нас может привести примеры таких людей из своего ближайшего окружения! И вопросы жизни обязаны вызывать у людей гораздо более горячие и длительные дискуссии, чем вопросы смерти и посмертного бытия.
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи