Человек обречён на познание. Познание есть удел человека, человек должен мыслить, даже если эта мысль стоит ему жизни. Он обязан постигать, даже если не верит в познание, даже если убеждён в безрезультатности и абсурдности любых интеллектуальных усилий. Сложно, смертельно сложно мыслить, не веря в пользу познания, но только такое познание является по-настоящему бескорыстным. Мысль становится своего рода противоядием против жизни, но это лекарство, леча от одной болезни, питает другие. Организм, заражённый вирусом мысли, постепенно теряет свою жизнеспособность; познание подстерегает меня со всех сторон, оно смотрит на меня из тёмных закоулков жизни, смеётся мне в лицо, и я не имею права противодействовать ему. Познание, основанное на сомнении, становится моими пищей и питием, я причащаюсь им, как собственными плотью и кровью; с каждым вдохом воздуха я вдыхаю частицы сомнения и разочарованной мысли, и с каждым выдохом я умножаю эту атмосферу всеобщего сомнения и разочарования, порождаемого жестокой мыслью. Познание становится одновременным проклятием и благословением каждого человека. В чём же суть этого проклятия – или благословения? За что, а главное – для чего мы наделены этой разрушающей нас способностью к созиданию?
Именно грех познания добра и зла является, согласно Библии, первородным грехом, отделяющим человека и человечество от Бога и Вселенной. Стремление познать зло есть самое большое зло. Но без этого познания невозможно со злом справиться. Победить зло злом невозможно. Зло побеждается только добром; по логике человеческой, добро всегда побеждает зло: кто победил – тот и добро.
Но тяга к познанию изначально присуща человеку, человек обречён на познание. И познать добро невозможно без познания зла, ибо по закону диалектики всё постигается через противоположность. Следовательно, служение злу, именуемое постижением зла, есть элемент преодоления этого зла. Человек оказывается в замкнутом круге, образованном змием-искусителем, глотающим свой хвост.
Конечным продуктом познания является истина. Человек для истины или истина для человека? Вот вопрос, который сложнее гамлетовского! Добро и истина тождественны лишь для тех, кто живёт в добре, как в доме. Для остальных, включая служителей истины, это различные и порой противоположные вещи.
Если истина должна восторжествовать, даже если бы погибла жизнь; если истина есть молот, опускающийся на головы людей; если истина учит, что сильный поедает слабого и при этом прав, – стоит ли нам принимать её или лучше остаться верными добру, человечности и любви, которые противоположны истине?
Быть может, сама истина нуждается в оправдании? Теодицея – оправдание Бога – не так значима для истории мысли человеческой, как оправдание правды – судебный процесс тысячелетия. Но суд над злой истиной труден тем, что обвиняемую невозможно найти и привести в зал суда; поэтому обычно дело признаётся выигранным истцом по причине неявки ответчика. Но что за дело ответчику до этого?
Абсолютная истина поругаема не бывает – хотя бы потому, что никто её не видел и не знал. Настоящее время трагично тем, что единой истины для нас не существует, сколько людей – столько и истин. История мудрости человеческой подобна размену определённой суммы денег: общая ценность остается той же, но она дробится на всё большее количество мелких элементов. Одна монета – «любовь» – разменяна нами на мелочь. Эти мешки мелочи мы таскаем на своих горбах – и почти раздавлены ими.
Эти мелкие частные истины порой привлекают наше внимание, но жизнь их строится по законам рынка. Чтобы товар купили, некоторые торговцы повышают на него цену – и спрос растёт. Спрос на расхожие истины подчиняется точно таким же законам. Но сами по себе они легко девальвируются. Нам нужно работать, мыслить, конструировать новые представления о мире, чтобы оправдать правду, одобрить добро, украсить красоту. Впрочем, красота не нуждалась бы в дополнительном украшении, если бы люди её не пытались сделать ещё красивее. С правдой и добром – та же ситуация.
Стремление к нравственному абсолютному совершенству причиняет человеку больше боли и вреда, чем тяга к преступлению. Борьба добра и совершенства опаснее борьбы добра и зла! Как спорт высших достижений больше всего разрушает здоровье спортсменов, так и нравственность высших достижений губит душу. Здоровье – это удел середнячков.
Мысль по своей природе устремлена к совершенству. Устремленность к добру свойственна только части человеческих мыслей.
Мысль считают глубокой, если у неё не находят дна. А в воде можно мыться только там, где ясно чувствуешь дно под ногами. Следовательно, глубокие мысли не очищают, но в них легко утонуть.
Мысль должна, по логике, нести человеку освобождение от страха. «Мыслящий тростник велик тем, что понимает своё ничтожество перед бессмысленной Вселенной», – так учил Паскаль. «Пойми сущность зла, и оно не будет опасно тебе!» – вот в чём смысл жизненного пути многих мыслителей и поэтов (Бодлер, Ницше). Но, если узник в тюрьме изучит каждый камень своей камеры, он не только не освободится, но станет пленником вдвойне. Если человек изучит каждый свой порок и выявит его причины, он станет вдвойне бессилен в борьбе с этими пороками. История – тому подтверждение.
Истина не гарантирует душе спасения; моряк может посреди океана умереть от жажды, а философ, открывший множество истин, может умереть от недостатка элементарных знаний о жизни, если не научится выпаривать из истин соль отчаяния.
Мысль – это одновременно болезнь и лекарство, которое лечит от этой болезни, вызывая в организме другие. Излечиться от самолюбия часто значит впасть в отчаяние; но гордость есть замаскированная форма отчаяния. Если бы человек не отчаивался, ему не надо было бы себя возвеличивать. Точно так же, чем больше человек пытается научиться презирать опасности, тем больше он их в глубине души боится. Поэтому стоицизм – высший род трусости.
Мысль – это не только болезнь, но и боль. Ощущение душевной боли от осознания той или иной истины – это порой единственное, что заставляет человека признать реальность этой истины. Я мыслю, следовательно, я существую; мне больно от мыслей моих, следовательно, они есть фактор моей действительной жизни.
Как жить нам в этом противоречивом мире, когда человек обречён на мысль, обречён на интеллектуальную победу, которая страшнее поражения? Мало победить, – надо не оказаться раздавленным и побеждённым своей победой. Но мыслитель, побеждающий ложь, почти всегда оказывается побеждён своей победой. Его победа становится его тайным постоянным адом. У эгоиста есть ад, называемый любовью; у любящего есть ад, называемый эгоизмом. И каждый носит свой ад с собой, как груз, на своей спине.
Для того, чтобы не умереть от истины, нам дано искусство, – так учил Ницше. Но от искусства тоже можно умереть. Искусство способно открыть человеку ад, но вывести его оттуда оно не может. Ад – это не Другие, ад – это Я сам! Человеческое Я, отъединённое от человечества, становится адом для самого себя.
Дьявол искушал Христа в пустыне хлебом, полётом и властью. Эти искушения, конечно, страшны, но есть искушение сильнее – это искушение собой, испытание собой. Оно включает в себя все остальные. Власть над собой, сытость собой, полёт над собой, – вот что привлекательнее и страшнее власти над миром. А такие испытания приходят к каждому, кто оказывается в пустыне. Человеческое единичное Я – это ад, который всегда с тобой.
Культ ума не вызывает человека из собственного ада. Ум нужен людям, чтобы уметь мудро ошибаться. Наши ошибки глубже входят в нашу жизнь, чем сознание объективной истины, поскольку монополистом на истину не может быть никто, а заблуждения – только наша собственность.
Что ещё, кроме лжи, спасает человека от истины? Как правило, неспособность её переварить. Истина – это пища для души. Когда человек жаждет истин, как питья, он предпочитает те, которые быстро насыщают жажду, тем, которые приносят пользу здоровью. Но первые усваиваются гораздо труднее.
Переваривание истин, как правило, лучше всего происходит, когда душа спит. Снотворным для души является счастье; малая доза этого снотворного приносит покой, а большой можно отравиться. Поэтому многим из счастливчиков человечества грозит самоубийство счастьем.
Но можно вместо опасного лекарства использовать плацебо, не приносящее само по себе ни пользы, ни вреда, но способное оказать спасительное воздействие благодаря нашим собственным силам. Вера в то, что у жизни есть смысл, только он нам неведом, – это плацебо, приносящее нам действительную пользу лишь потому, что мы в него верим. Это учение хорошо ещё и тем, что лишает нас гордыни знания. (Сказать себе, что ты понял что-то о жизни, значит отречься от того, что ты понял.)
Как же избавиться от ненавистного познания? Человеку легко оставить порочные мысли и чувства, но что делать, если эти мысли и чувства не хотят оставлять его? Для развода философа с философией нужно согласие обеих сторон… Философия висит, подобно камню на шее, около сердца человеческого; она стучит в моё сердце, как пепел сожжённого счастья. Но порой человеку нужно носить камень на сердце, чтобы, ощущая эту тяжесть, самому не превратиться в камень. Поэтому, да будет благословенна боль, делающая нас здоровыми; страх, делающий нас мужественными (ибо привыкание к страху учит нас не бояться страха, то есть дарует мужество); тяжесть, поднимающая нас к небу! Если ад – это человек, если вся возможная для нас в жизни боль с рождения таится в самой нашей сущности, то и счастье постижения, потенциально подстерегающее нас, тоже изначально заложено в душах наших. Человек – это не только ад, но и рай; при этом то, что является орудием нравственной пытки для одних, освобождает других, дарует лёгкость и красоту полёту духа.
Наши представления о мире, как правило, являются замаскированными представлениями о себе. Скажи мне, в каком мире ты живёшь, и я скажу, кто ты. Поэтому множественность представлений о мире, рае, аде, истине находит объяснение в простой фразе:
Ад – это человек.
Рай – это человек.
И истина – это Человек.
Материалы сайта могут содержать информацию, не подлежащую просмотру
начало статьи